Ввысь
Шрифт:
— Я не могла отпустить его одного.
— Ага. — Она помедлила. — Знаешь, мама рассказывала истории о твоем отце. Когда видела, как я уступаю другим на детской площадке или уклоняюсь от мяча на тренировке. Она рассказывала о пилоте, который утверждал, что смелый, а в душе оказался трусом. «Только посмей замарать доброе имя народа Непокорных», — говорила она. «Только посмей стать такой же, как Охотник…»
Я поморщилась.
— Но нам не обязательно так себя вести, вот что я поняла, — продолжала Рвота. — Немного страха, немного истории — все это ничего
— Рвота, мой отец не трус, — сказала я. — АОН его опорочила.
Вряд ли она мне поверила, но все равно кивнула. Потом села на кровати, воздев кулак.
— Не трусить. Не отступать. Храбро сражаться до конца, так, Штопор? Уговор?
Наши кулаки соприкоснулись.
— Храбро сражаться до конца.
29
Проснувшись, я обнаружила, что лежу свернувшись калачиком в груде одеял. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к стенке кабины М-Бота, но уткнулась в раму кровати.
Точно. Который час? Я коснулась светолинии, и комната озарилась мягким сиянием. Почти пять утра. До занятий два часа.
Мы проговорили до часу ночи, и, как ни странно, я совсем не вымоталась. Сна не было ни в одном глазу. Наверное, мозг знал, что, если я хочу сегодня попасть в уборную и вымыться, нужно сделать это сейчас, пока все в корпусе спят.
На самом деле даже лучше, если я улизну и меня увидят идущей в школу перед занятиями. Я выбралась из своего гнездышка, потянулась и подобрала рюкзак. Я старалась вести себя как можно тише, хотя, наверное, беспокоиться не о чем. Если храп Рвоты никому не мешает спать, то царапающий пол рюкзак их тем более не потревожит.
Приоткрыв дверь, я обернулась к трем спящим девушкам и прошептала:
— Спасибо.
И тут же решила, что не позволю им поступить так еще раз. Это слишком опасно. Нельзя, чтобы адмирал внесла их в свой черный список.
Это было чудесно. Даже если теперь я точно знала, чего лишена. Даже если тошно уходить, даже если меня выворачивает наизнанку, я бы ни на что не променяла эту ночь. Единственный раз я испытала, что значит по-настоящему быть частью звена пилотов.
Эта мысль крутилась в голове, пока я шла в уборную и мылась. Закончив, я посмотрела в зеркало и пригладила мокрые волосы. Во всех сказках волосы у героев были иссиня-черные, золотистые или рыжие — всегда эффектные, а не как у меня, грязно-каштановые.
Со вздохом я забросила рюкзак на плечо и выскользнула в пустой коридор. По пути к выходу мое внимание привлек свет под одной из дверей — в нашем классе. Кто там может находиться в такой час?
Любопытство пересилило здравый смысл. Подкравшись, я заглянула в окошко на двери и увидела, что кабина Йоргена активна и голограмма запущена. Что он там делает в полшестого утра? Решил потренироваться дополнительно?
Голограмма Кобба в центре класса проецировала миниатюрную модель тренировочного
Да, это бой, в котором погибли Бим и Заря. Кобб пересматривал ту же запись.
Корабль Зари, охваченный пламенем, устремился вниз. Я поморщилась, но за миг до того, как она ударилась о землю, голограмма застыла и запустилась сначала. Я снова смотрела, как корабль Йоргена летит с другого конца поля боя, уворачиваясь от обломков, и бросается на корабль, который уничтожит Зарю. Он активировал ОМИ и отключил вражеский щит, но крелл все равно попал в корабль Зари, и тот свалился в штопор.
Голограмма запустилась с самого начала. Йорген попытался еще раз, выбрав другое направление полета.
До меня дошло: он хотел понять, мог ли их спасти.
Когда Зарю сбили в третий раз, голограмма не остановилась — только Йорген тяжело встал с кресла, сорвал с головы шлем и с громким стуком шмякнул его о стену. Я вздрогнула и чуть не бросилась бежать — шум мог привлечь внимание. Однако при виде безвольно привалившегося к стене Йоргена, обычно такого высокого и властного… я не смогла уйти.
Он выглядел таким ранимым. Таким человечным. Потеря Бима и Зари тяжело ударила по мне. Я никогда не думала, что испытывал командир звена — человек, которому полагалось держать нас всех подальше от проблем.
Йорген бросил шлем, отвернулся от стены и застыл.
Скад! Он меня увидел.
Я метнулась в сторону и выбежала из корпуса, пока Йорген меня не поймал. Но… что теперь? В нашем маленьком заговоре зияла дыра. Вдруг охранники у ворот доложат адмиралу, что я не покидала базу вчера вечером?
Разумеется, они не отчитываются каждый день о каждом человеке, который посещает базу. Так? Но если я сейчас выйду, а потом сразу вернусь, им это наверняка покажется подозрительным.
Поэтому вместо того, чтобы пойти к воротам, я бесцельно бродила по дорожкам между зданий. Было темно, световые люки потускнели до утра, на дорожках практически безлюдно. Я миновала больше статуй, чем людей: в этой части базы вдоль аллеи выстроились бюсты Первых граждан, глядящих в небо.
Меня овеяло особенно холодным порывом ветра. Ветви ближайшего дерева закачались. В тусклом свете статуи представали призрачными фигурами, каменные глаза прятались в тенях. С ближайшей стартовой площадки несло едким дымом. Наверное, недавно на базу вернулся подбитый истребитель.
Я со вздохом присела на скамейку, бросив рядом рюкзак. На душе было грустно, даже, пожалуй, чуть тоскливо. Огонек вызова рации по-прежнему мигал. Может, беседа с М-Ботом выведет меня из уныния.
Я переключила рацию на прием.
— Привет, М-Бот.
— Я в негодовании! — воскликнул он. — Я безгранично оскорблен! Не могу выразить словами свое возмущение, но встроенный словарь подсказывает, что я оскорблен, обижен, унижен, попран, ущемлен, уязвлен и/или, возможно, осквернен.
— Прости. Я не хотела тебя отключать.