вы е бон

казанова яшка

33. (её волосы мягче льна)...

(её волосы мягче льна) я полна, пьяна, влюблена, адекватна едва, но пусть! знаю родинки наизусть, помню каждый её рельеф... из десятков десятков ев я узнаю свою, глаза черным шёлковым завязав. (её голос сильнее волн) волк! – волчица? волчонок? – волк! – загрызу за любой минор. этой музыки домино я под кожей ночной ношу. как пьеро, коломбина, шут, из десятков десятков сцен угадаю свою. в лице изменившись едва, но пусть! её пальцы, как кнопки «пуск», и ресниц моих клавесин отвечает ей – с с с

34.

она, просыпаясь в липком холодном страхе...

она, просыпаясь в липком холодном страхе, шёпотом жгла его родной беспробудный бок: «всё, что еще шевелилось внутри, истратив, я – наркоман, я давно сижу на чудном экстракте, мною ошибочно принимаемом за любовь». она листала практически до рассвета, книжки, журналы, подшивки старых газет, оставленных ей в наследство чужого века двумя стариками, уже ушедшими. в венах ее синеватых играла паника. моцарта и бизе. она выходила из спальни и шла на кухню, пила то воду, то виски, то белое чертишто. сосед напротив смотрел на неё нагую и думал маниакально «я помогу ей! только бы она не закрывала штор!»

35. ... ну и (дабы расставить всё по своим местам)...

... ну и (дабы расставить всё по своим местам) хочу заметить ссылкой внизу страницы*: * прошу тебя, пожалуйста, перестань. увлечёшься – потом не сможешь остановиться. а мне, увы, придётся тебя убрать – выбора ты просто не предоставишь. зачем тебе это? жарок, как старший брат, брови (пре)чорны, (пре)красны до боли уста – ишь, какой красавец! живи и не мучай нас, я всё равно буду на шаг: «впереди» и «за», но... ты так решил? ох, значится, началась вполне гражданская. кто у нас -> в партизаны?

36. мне нравится с ней...

мне нравится с ней: – взахлёб какой-то нелепый спор – переходить альпы и переплывать босфор – обедать, ужинать, завтракать = просто есть – шёпотом едким болтать про чужих невест – кататься по городу, чайников матеря – осознавать, что уже одиннадцатое октября – кофе варить с поцелуями пополам – на антресоли сваливать какой-то ненужный хлам – обсуждать военные действия плана бэ – делать горячие бутерброды и канапе – в кинотеатрах смущать и охрану, и темноту – слизывать кровь, размазанную по рту – хлопать дверью (от ревности) и в ладоши (от сча) – делать зарубки ножом на обоих плечах – играть в дурака, но проигрывать каждый раз – пить: чаще – бароло и кьянти, реже – шираз – шипеть друг на друга, как змеи, тайком от всех – малину искать в разбухшем за ночь овсе – читать порносказки, которые я пишу – считать, что лучше тормоза, чем парашют, никто пока (даже ангелы) не сочинил – машинку стиральную то ломать, то чинить – заставлять её надевать: очки и кольцо – смотреть в окошко = видеть то снег, то сон – читать: афиша, афиша-еда и афиша-мир – в самолётах рот ей крепче сжимать: «не шуми...» – знакомиться с теми, кто «был до неё с тобой» – носить погоны *бабник* и *пиздобол*... – любить её так, что сердце крошится в хлам – да! кофе? варить! с поцелуями. пополам.

37. рубашку надеваю мягче, брюки – уже...

рубашку надеваю мягче, брюки – уже и шёлком оборачиваю шею... я так неудержимо хорошею, что невозможно не заметить. ну же! куда ты смотришь?

38. сезон устриц в разгаре – тоже слегка грассирую...

сезон устриц в разгаре – тоже слегка грассирую, на краю рассвета нежно ее насилую. а потом – метро, в наушниках тори, и... прошу вас, не заходите на мою территорию. даже если раньше мы вместе гуляли по багровой границе ада, не заходите! теперь я рву горла за другие инициалы. не заходите. договорились? спасибо заранее. да! извините, пожалуйста, если вы уже ранены.

39.

час ревности равен: пяти окуркам...

час ревности равен: пяти окуркам; трём недописанным эсэмэсам; двум кулакам в карманах куртки; одному билету москва-одесса; восемнадцати обещаниям встречи; двадцати четырём посылам к чёрту; девяти загадываниям на нечет – шести обломам с пометкой «чётно»; сорока ударам по спинке стула указательным и безымянным правой; тридцати восьми и пяти (простуда?); одному мучительному сопрано; половине оргазма в сортире; паре воспалённых зрачков; тридцати монетам... от минутной стрелки не отлипаю, а она мурлыкает «как ты? где ты?»

40. пытаюсь врать – выходит коряво...

пытаюсь врать – выходит коряво. когда-то всё тайное становится ядом. пытаюсь молчать – выходит натужно. что тебе приготовить на ужин? пытаюсь смеяться – выходит нервно. вот бы смыться с этого континента! пытаюсь работать – выходит быстро. ещё дюжиной писем брызну. пытаюсь писать – выходит больно. как кровью из ранки, теку тобою. пытаюсь спать – ничего не выходит. я думаю, дело в луне и погоде.

41. я видела её три раза. и не знаю о ней ничего, в общем...

я видела её три раза. и не знаю о ней ничего, в общем. только то, что: она «счастливая. не долго, как всегда. но очень.» – это самое важное, что мне стоит помнить! и то, что ей больше подходит Австралия, а не Япония; и то, что её дочь похожа не только на Биркин, но и на эльфа; и то, что многим голосам в телефонной трубке она предпочла бы эхо; и то, что она гораздо мягче, чем кажется, только под кожицу её заглянуть не каждый отваживается; и то, что она может пить пиво без алкоголя; и то, что она неизлечимо болеет любовью. к кому – не знаю. её имени я не помню просто – это не поза моя, не выебон, не юродство! так получилось. удивительно, что, втыкая в ступни в прибрежную Стикса глину, я про неё вспомню и попрошу её подольше быть счастливой.

42. ты спишь, наверное. да?..

ты спишь, наверное. да? а у меня тут – шампанское, как еда. и за окном месяц. и провода сплетаются в косичку трехвостую, и где-то в горле танцует сверлышко острое, которое ни спать не дает, ни стреляться. смотрю на себя в зеркало – вместо глаз две тёмно-синие кляксы. думаю, может, натянуть на себя пальтошарфшапку да и поехать на шаболовку? буду тебе – бутербродом на завтрак. или яичницей, вызывающей спокойствие мозга и паралич лица, чтобы не улыбаться тем, на кого не стоит никак. добавь мне в кофе капельку коньяка. люблю тебя. люблю тебя.

43. в какой-то момент она исчезает...

в какой-то момент она исчезает – больше не делит с тобой уютное обжитое пространство. ты ей звонишь, одной ногой вываливаясь из транса, пытаешься быть ласковым, вежливым: «ну как там дела, заяц?» слышишь в ответ: «пошел ты к чёрту, мерзавец!» и понимаешь – она снова права в каждой буковке. не придраться. в какой-то момент ты ревёшь прямо в офисе от «абаржацо!» ролика про котёнка – прислали друзья по скайпу – и мечтаешь себе, чтобы нашелся один маломальский снайпер, который не промахнётся. «ох, Вы знаете, такая трагедия, такой молодой... были знаки! но он всерьёз их не принимал – хорохорился». в какой-то момент всё становится плавным: – вот звонит мама, рассказывает про погоду и про соления, – вот кофе кипит, выбулькивая из турочки, к сожалению – вот мама опять: про бабушку, и про тётю галю, и про дальнейшие планы – вот ты кому-то врёшь = сочиняешь = впариваешь неправду – вот народ у метро, а за народом торчит замерзший памятник Ленину в какой-то момент ты просто тычешься мордой небритой дней пять, не мытой почти, немодной – вот такой мордой мнёшься на предновогодней пьянке в липкую всеобщую радость и шепчешь себе под нос: «ушла в четверг. но ведь три недели тихонечко собиралась!»