Вы просто не знаете куда смотреть

Иевлев Павел Сергеевич

– Босс, напомни, зачем мы это делаем?

– Чтобы заработать денег, которыми я потом заплачу тебе жалование. Ты же любишь деньги.

– Не. Я не люблю деньги.

– Внезапно, – удивился я.

– Они мне нужны, факт. Позарез нужны. Но я их не люблю. Это разные вещи, босс.

– И в чём разница?

– Я им не радуюсь.

– А ты вообще хоть чему-то радуешься?

– Я что, по-твоему, какое-то унылое говно? – разозлилась Швабра.

– Нет, ты удивительно жизнерадостный позитивный подросток, неизменно демонстрирующий оптимизм и эмпатию.

– Издеваешься, – констатировала

уборщица. – Ну-ну, я запомню.

– Мы с тобой знакомы уже… Ого, почти месяц. Я видел, как ты злишься, ругаешься, плюёшься, вредничаешь, занудствуешь, говнишься… Но знаешь, чего я не видел?

– Чего? – подозрительно спросила Швабра.

– Как ты улыбаешься. Ты вообще улыбаешься когда-нибудь?

– Если ты сейчас поскользнёшься и грохнешься жопой об пол, я буду ржать, как ненормальная, – мрачно сказала девушка. – Честное слово.

– Поверю на слово, – ответил я, поправляя салфетки на столике.

Да, чёрт побери, у нас теперь салфетки. Только утром и только на трёх столиках, но первый бастион пал. Этак мы невесть до чего докатимся.

Швабра спрыгнула со стойки, подошла ко мне вплотную, посмотрела снизу вверх и сказала сердито:

– Ну, а ты сам, босс? Твоя-то улыбка куда делась? Ну, давай, покажи. Это же так просто – уголки губ вверх! Младенец справится. Что, никак? Может, тебе анекдот рассказать? Рожу скорчить? А, босс? Почему я унылое говно, я знаю. А почему ты?

< image l:href="#"/>

– Не твоё дело.

– То-то и оно. Я к тебе в душу не лезу, и ты ко мне не лезь. И всё у нас будет…

– Хорошо?

– Нормально. Поверь, босс, для меня это уже много.

– Как скажешь, – не стал спорить я. – Поднимись, разбуди Говночела, если не сложно. Чего это я работаю, а он дрыхнет.

– Не пойду, – помотала головой Швабра, – сам буди.

– Почему?

– В прошлый раз он открыл мне дверь. В одних трусах.

– Так в трусах же.

– Если бы он был без трусов, я бы его пнула по яйцам, а потом убежала блевать. Но мне и так было достаточно гадко. Фу. Голые мужики омерзительны. И вообще, я не на работе сейчас. Просто жду подружку, она обещала сюда прийти.

– За цветочками поухаживать?

За прошедшие дни белобрысая Ведьмочка выдернула все сорняки, взрыхлила землю, аккуратно обложила клумбу камешками, подсадила к фиолетовыми лилейникам такие же тёмные флоксы, подстригла вокруг траву при помощи извлечённой из сарайчика косилки. А я даже не знаю, где от этого сарайчика ключ.

– Типа того, – немедленно помрачнела Швабра.

– А чего она у себя дома такую клумбу не заведёт? – поинтересовался я.

– Чтоб у тебя черти язык вырвали, босс! – крикнула внезапно девушка и выбежала на улицу.

Очень эмоциональная барышня.

***

«Утренний клушатник» называет Швабра это собрание. Первый случай, когда девушка отказалась от денег из принципа. Пока не предложил ей обслуживать утром дамский столик, думал, что такое вообще невозможно.

– Они дают хорошие чаевые, – соблазнял я. – А ты всё равно болтаешься без дела, пока каникулы.

Меня,

если честно, «клушатник» бесит – денег они бару приносят чуть, потому что основная прибыль – выпивка, а дамы с утра не пьют. При этом нервов требуют чертовски много. Сбросить их на Швабру казалось мне хорошей идеей, но она оказалась категорически против.

– Не, босс, – сказала она решительно, – у меня обезвоживание начнётся, столько плевать.

– Что так?

– О, я знаю, как это будет выглядеть! Вот, представь, я такая подхожу к их столику…

Швабра чеканным шагом промаршировала к столу и обращаясь в пустоту спросила: «Что будете заказывать?» Тут же села за столик и, приняв надменный вид, сама себе ответила чрезвычайно противным сюсюкающим тоном: «Ах, бедная девочка! Как жаль, что тебе приходится работать в столь юном возрасте! Все эти туалеты… Фи! Принеси-ка нам для начала кофе…»

Девушка вскочила и сделала вид, что записывает заказ и уходит, потом быстро села на другой стул, скорчила скорбную рожу и сказала: «Эта девица… Как её можно допускать к работе с приличными людьми? Да от неё смердит!» Перескочила на соседнее место, изобразила лицом что-то совсем уже гадкое: «Я не понимаю, почему она вообще учится в городской школе? Там же наши дети!» Новая смена места и выражения лица: «Таких, как она, вообще нельзя учить, даже грамоте! Сразу начинают думать, что им всё позволено!» Снова на первый стул: «Ах, и не говорите! Отродье, как есть отродье!» Швабра махнула рукой и встала, не закончив мысль.

– Всё так плохо? – уточнил я.

– Даже хуже. Мне нужны деньги, но их чаевые я забила бы им в глотки шваброй. После того, как наплюю им в пирог и нассу в кофе, разумеется.

– В кофе сложно нассать, чашки маленькие.

– Я бы очень постаралась, босс. Так что не проси меня их обслуживать, ладно?

– Как скажешь…

***

– Прошу, дамы, – пришлось открыться раньше, не заставлять же ждать десять минут женщин, не умеющих смотреть на часы?

– Латте, – небрежно бросает Директриса Чизкейк, – и чизкейк.

Директриса – это не должность, а принадлежность. Супруга Директора. Стервозная, но очень ухоженная дама возраста тридцать плюс. С неё-то и начался «клушатник». Точнее, с того, что Односолодовый Директор решил со мной «серьёзно поговорить». Он и раньше порывался, но всё время ему была обстановка не та: то Училка не того цвета, то Калдырь не в том состоянии, то Помойка Бурбон воздух озонирует. А в тот раз ему повезло, бар был пуст.

– Лучший односолодовый, – велел он.

Ну, разумеется. Для него и держу эту пафосную бутылку. Каждый раз так и подмывает проверить, отличит ли он дорогое, как жидкая платина, пойло от обычного вискаря, если налить в ту же тару? Но это было бы как-то не по-барменски. Или наоборот, слишком по-барменски, не знаю. Я же не настоящий бармен.