Вы сотворили нас (сборник)
Шрифт:
— Ни капельки, она так мила.
— Я — миссис Лесли, — произнесла женщина. — Мать Джейн. Мы с вами уже давно стали соседями, а познакомиться как-то не доводилось.
Она присела к столу.
— Я прочла несколько ваших книг, — сказала она, — они мне очень понравились. Но я прочла не все. Ужасно мало времени.
— Благодарю вас, миссис Лесли, — сказал Виккерс.
«А она ведь решит, — подумал он, — что я благодарю ее за то, что она соизволила прочесть мои книги».
— Я давно собиралась зайти к вам, — призналась миссис
Виккерс отрицательно покачал головой.
— Я ограничен во времени. И придерживаюсь нерушимого правила — ни в чем не принимать никакого участия.
— Но, — возразила миссис Лесли, — мы там будем заниматься тем же, чем и вы.
— Спасибо, что подумали обо мне.
Она смущенно улыбнулась.
— Вы считаете нас сумасшедшими, мистер Виккерс?
— Нет, — сказал он, — ни в коем случае.
— Тогда взрослыми детьми?
— Ну, если вы именно так формулируете свою мысль, — сказал Виккерс, — я соглашусь с вами. Ваша затея мне действительно кажется ребячеством.
«Вот я и совершил промашку, — сказал он себе. — Теперь она представит дело так, будто это мои слова, а не ее. Все соседи будут знать, что это я назвал идею клуба ребячеством».
Но слова Виккерса, казалось, не задели ее.
— Если у человека каждая минута на счету, то наша затея, может, и покажется ему ребячеством. Однако специалисты считают, что такой клуб — прекрасное средство занять себя вне дома.
— Не сомневаюсь, — сказал Виккерс.
— Нужно много работать. Когда вы выбираете эпоху, в которой хотели бы жить, надо все о ней читать, все выискивать и день за днем вести дневник; со всеми подробностями, а не одной-двумя фразами описывать свое ежедневное воображаемое времяпрепровождение, чтобы всем было интересно это слушать.
— В истории было много увлекательных эпох, — сказал Виккерс.
— Как приятно слышать это, — воскликнула миссис Лесли. — Вы не можете указать мне одну из них? Например, какую бы эпоху выбрали вы сами, мистер Виккерс?
— Простите меня. Я никогда не задумывался над этим.
— Но вы же сказали, что их много.
— Конечно. И все же, если хорошенько подумать, наша эпоха не менее увлекательна, чем другие.
— Но сейчас ничего не происходит.
— Напротив, именно сейчас происходит много интересного, — возразил Виккерс.
Он испытывал жалость к этим взрослым людям, которые притворялись, что живут в другом веке, и во всеуслышание заявляли, будто не могут жить в своем времени. Желанием хоть на мгновение окунуться в затхлое очарование чужой жизни они прикрывали свою внутреннюю пустоту.
Он вспомнил разговор двух женщин, сидевших позади него в автобусе. Какое удовлетворение можно получить от воображаемой жизни во времена Пеписа. Жизнь самого Пеписа была заполнена скитаниями, самыми разными встречами. Крохотные таверны, где можно получить кусок сыру и кружку вина, представления, сборища, разговоры далеко за полночь
Их движение стало бегством от действительности, но от чего именно? Может, от неуверенности в себе? Они жили в повседневном напряжении, которое не оставляло их в покое ни на минуту, хотя и не перерастало в страх. Возможно, их мучило постоянное неосознанное сомнение, а такое состояние духа не могли компенсировать никакие ухищрения технологической эпохи.
— Мороженое нам уже, наверное, упаковали, — заторопилась миссис Лесли, беря перчатки и сумочку. — Буду рада видеть вас как-нибудь вечерком у нас, мистер Виккерс.
Виккерс встал вместе с ней.
— Непременно как-нибудь зайду, — пообещал он.
Он знал, что никуда не пойдет, а она не хотела, чтобы он приходил, но такова была обязательная формула вежливости.
— Пойдем, Джейн, — сказала миссис Лесли. — Я очень рада, что наконец познакомилась с вами, мистер Виккерс.
Не дожидаясь ответа, она удалилась.
— Дома сейчас все хорошо, — успела шепнуть Джейн. — Мама с папой помирились.
— Рад за тебя, — сказал Виккерс.
— Папа обещал больше не ухаживать за женщинами, — добавила Джейн.
— Счастлив слышать это, — ответил Виккерс.
Мать окликнула ее через зал.
— Мне надо идти, — сказала Джейн. Она сползла со стула и бегом бросилась за матерью. Прежде чем скрыться за дверью, девочка обернулась и помахала ему рукой.
«Бедняжка, — подумал он. — Что ее ждет? Будь у меня такая дочь…» Он тут же прогнал эту мысль. У него не было дочери. У него была полка с книгами, его ждала рукопись — его надежда и возможный успех. И вдруг все показалось ему таким ничтожным, включая и его лишенный смысла успех. «Книги и рукописи, — думал он, — можно ли только на этом строить жизнь?»
Перед ним, как и перед каждым сейчас, стояла проблема, как жить дальше. Долгие годы мир находился в страхе перед возможной войной. Вначале была безысходность, бегство от окружения и от себя, потом чувство обреченности притупилось, оставив какую-то саднящую ранку в глубине души, его перестали замечать, сжились с этой ноющей болью…
«И ничего странного нет в появлении фантазеров», — сказал он себе. Он и сам жил вне действительности со своими книгами и рукописями.
10
Он поискал ключ под цветочным горшком на террасе, но его там не оказалось. И он вспомнил, что оставил дверь открытой, чтобы Джо мог попасть в дом.
Он повернул дверную ручку и вошел, на ощупь в темноте добрался до стола и зажег лампу. Под лампой лежал клочок белой бумаги, на котором размашистым почерком было написано:
Джей, я все сделал и проветрил дом. Плачу сотенную за каждую пойманную мышь.
Джо