Вы сотворили нас (сборник)
Шрифт:
«Забвение», — решил он, но это было нечто большее — блокировка памяти, которая заставила его забыть и волчок, и путешествие в сказочную страну. Долгие годы он не вспоминал о них и даже не знал, что воспоминание хранится в его памяти. Но теперь вместе с волчком вернулось и воспоминание о том дне, когда он последовал за цветной спиралью и оказался в сказочной стране.
20
Он решил, что не будет останавливаться у дома Престонов. Только медленно проедет мимо и посмотрит на него. Он уже заглянул в пустую
Нет, он не остановится у дома Престонов. Он медленно проедет мимо, бросит взгляд на дом, а потом наберет скорость и уедет, и их разделят многие мили.
«Я не остановлюсь», — говорил он себе.
Но все же остановился.
Он сидел в машине, смотрел на дом и вспоминал, как гордо тот выглядел и какая гордая семья жила в нем, и гордость ее была столь велика, что она не могла позволить себе породниться с местным парнем, уроженцем бедной фермы, на полях которой росла лишь чахлая пшеница.
Но дому не удалось сохранить свой гордый вид. Кто-то захлопнул ставни и набил сверху длинные доски, закрыв глаза гордому дому, осыпалась штукатурка с величественных колонн, облупилась краска со стен, брошенный кем-то камень разбил полукруглое окно над входной дверью. Осела ограда, двор зарос дикой травой, а красная кирпичная стена между оградой и верандой исчезла под буйной порослью диких вьюнков.
Он вылез из машины, миновал полуупавшую ограду и приблизился к веранде. Поднявшись по ступенькам, он увидел, что доски пола совсем сгнили.
Он остановился там, где когда-то они стояли вдвоем, где впервые поняли, как неистребима их любовь. Он хотел восстановить ощущение тех мгновений, но оно не вернулось. Прошло слишком много времени, миновало слишком много лет, но только боль по-прежнему щемила грудь. Он пытался представить себе, как в ту ночь выглядели луга, поля, двор, на которые он смотрел с веранды, как лунный свет отражался от белых колонн, как дурманил тонкий запах роз, впитавших в себя жар солнца. Он помнил все, но не мог оживить и ощутить свои воспоминания.
Позади дома размещались конюшни, по-прежнему окрашенные в белый цвет, но теперь это не был белый цвет тех лет. За конюшнями и амбарами начинался спуск в ту долину, по которой они гуляли во время последней встречи.
Он помнил ту заветную долину с ее цветущими яблонями и пением жаворонков. Долина оказалась заколдованной в первый раз, но во второй чары ее развеялись. Может, на третий раз волшебство вернется.
Он убеждал себя, что сошел с ума и гонится за призраком, но ноги упрямо несли его вперед, мимо конюшен и амбаров, к спуску в долину. Однако прежде чем начать спускаться, он остановился и посмотрел вперед. Долина не была той заветной долиной, однако он вспомнил ее, как вспомнил лунный свет на колоннах, — ведь долина, как и колонны, все так же оставалась на прежнем месте, и деревья росли там, где и прежде, и так же среди лугов змеился ручей.
Он хотел вернуться, но не смог — его неудержимо влекло вниз. Он увидел заросли диких яблонь, которые давно отцвели, и только жаворонки по-прежнему взлетали из-под
Наконец он повернул назад. Все выглядело так же, как и во второй раз. Третье посещение ничем не отличалось от второго. Она, только она своим присутствием делала обычную долину волшебной. А может, чары существовали лишь в его воображении.
Два раза он попадал в сети волшебных чар, два раза в жизни он покидал родную землю.
Два раза. Один раз благодаря девушке и их любви. Второй раз ему помог волчок.
Нет, волчок помог в первый раз.
Да, волчок.
Стоп! Не спеши!
Ты ошибаешься, Виккерс. Ты идешь по неверному пути.
Не сходи с ума, куда ты рвешься?
21
Директор магазина стандартных цен, к которому обратился Виккерс, казалось, понял его.
— Знаю, — сказал он. — Понимаю, что вы ищете. Когда я был мальчишкой, у меня был точно такой же волчок, но теперь их не делают. Не знаю даже почему. Появилось много новых игрушек, в том числе и механических. Но нет ничего похожего на волчки.
— Особенно хороши были большие волчки, — сказал Виккерс. — С ручкой, на которую надо было нажимать. И тогда волчок с гудением разгонялся.
— Помню, — произнес директор, — именно такой у меня и был в детстве. Я мог часами сидеть и смотреть, как он крутится.
— Вы смотрели, куда убегают полоски?
— Не помню, следил ли я за убегающими полосками. Я просто смотрел, как он вращается, и слушал, как он гудит.
— А меня всегда интересовало, куда уходят полоски. Вы помните? Они совершали полный круг и исчезали, достигнув вершины волчка.
— Скажите, — спросил директор, — а куда они уходят?
— Не знаю, — пожал плечами Виккерс.
— Дальше по улице, в одном или двух кварталах отсюда, есть еще один магазин стандартных цен, — сказал директор. — У них большой выбор, может, вы найдете там ваш волчок.
— Спасибо, — поблагодарил Виккерс.
— Спросите и в скобяном магазине на той стороне улицы. У них тоже есть игрушки, но мне кажется, они хранят их в подвале и достают только к рождеству.
Продавец скобяного магазина сказал Виккерсу, что знает, о чем идет речь, но не видел ни одного волчка уже несколько лет. В другом магазине стандартных цен волчков тоже не оказалось.
— Нет, — сказала жевавшая резинку продавщица, нервным движением задвигая за ухо карандаш, — нет, не знаю, где вы можете найти волчок.
Она даже толком не представляла, о чем идет речь. Она могла предложить другие игрушки для мальчишек. Например, игрушечные ракеты…
Он вышел из магазина и, остановившись на тротуаре, стал рассматривать людей, гулявших в этот послеполуденный час по улицам маленького городка Среднего Запада. Здесь были женщины в пестрых платьях и в строгих костюмах, школьники, только что окончившие занятия, деловые люди за традиционной чашечкой кофе. Взглянув вверх по улице, он увидел толпу зевак вокруг его машины, которую он оставил у магазина стандартных цен. «Пора, — подумал он, — бросить монету в счетчик автомобильной стоянки».