Выбитый генералитет
Шрифт:
— Все, что зачитано — ложь, — слышатся в наступившей тишине слова Тухачевского.
— Михаил! Что ты? — воскликнул Уборевич.
И сидящие на скамье подсудимых приходят в движение. Застывают от неожиданности следователи.
Заявление, однако, не обескураживает Ульриха. На его лице проскальзывает что-то вроде усмешки.
— Но ведь вы сами дали показания! Вот они. — Ульрих поднимает со стола серенькую папку. — С ваших слов записано. Везде ваша подпись.
— Все это вырвано силой.
— Уж не заявляете ли вы, что к вам применяли недозволенные приемы, пытки?
— Михаил,
Михаил Николаевич медлит с ответом: он как бы оценивает ситуацию.
— Подсудимый Тухачевский! Я к вам обращаюсь: признаете ли вы свою вину?
— Признаю, — говорит он глухим, чужим голосом. И видит, как меняется в лице Ушаков, откидываясь на спинку кресла…
— Признаю, — отвечает Якир.
— Признаю… Признаю… Признаю…
Тухачевского обвинили в шпионской деятельности сразу на два государства. В архиве нашли документы, связанные с его поездкой в 1931 году в Германию под фамилией Тургуева. Тогда же пустили слух, что этот генерал Тургуев — шпион. Об этом донесли начальнику НКВД Ягоде. Тот прочитал шифровку, усмехнулся: «Это несерьезно. Сдайте в архив». Теперь этот документ извлекли из архива и обвинили Тухачевского в том, что он вел тайные переговоры с немцами.
Появилось еще одно обвинение: в 1925 году он, Тухачевский, встречался с польским шпионом Домбалем, передавал ему секретные сведения.
— Состоялась ли у вас с ним встреча? — спросил Ульрих.
— Да, состоялась, но только с Домбалем — главой Центрального Комитета Компартии Польши.
— Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?
— Подтверждаю.
— Там же ясно указано, что Домбаль — польский шпион. Так, с этим все ясно. Теперь, подсудимый, ответьте на такой вопрос, — продолжал Ульрих. — Был ли у вас сговор по поводу отстранения Ворошилова от руководства Красной Армией?
Заседатели за столом насторожились. Многие считали назначение Ворошилова на пост наркома Обороны случайным. В военных делах разбирается с трудом, и слава первого полководца не что иное, как мыльный пузырь.
— Сговора не было, но военные руководители не желали мириться с его некомпетентностью в делах.
— Суд не интересуют качества, которыми вы наделяете товарища Ворошилова. Отвечайте: был ли у вас сговор против наркома?
— Сговора не было, высказывалось недовольство его руководством.
— А вот Уборевич говорил, что он намеревался поставить в правительстве вопрос о Ворошилове, а вы с Гамарником должны были на него нападать. И Гамарник должен был крепко ударить. Не так ли?
— Да, такой разговор был.
— Это не разговор, а сговор, а точнее — заговор, — подытожил Ульрих. — Только так, и не иначе можно квалифицировать ваши действия. Теперь, подсудимый, ответьте: разделяли ли вы взгляды лидеров троцкизма, правых оппортунистов, их платформу?
После недавних побоев у него часто болела голова. Неожиданно кровь прилила к затылку, он чувствовал, как она пульсировала, стучала в висках. Он слышал вопрос, но не мог ответить.
— Вы слышите, подсудимый? — напомнил о себе Ульрих, переложив на столе какую-то бумажку.
— Да, — ответил он, вцепившись
Взглянув в сторону Шапошникова, председательствующий сказал:
— Вы хотели что-то спросить? Пожалуйста.
Высокий, интеллигентного вида начальник Генерального штаба откашлялся.
— Скажите, то… то есть, подсудимый, вас обвиняют в деяниях по ослаблению мощи Красной Армии. Об этом имеется запись в следственном деле. В чем это выразилось?
Уж кто-кто, а Шапошников не мог не знать о лживости этого обвинения. Вместе с Тухачевским они разрабатывали многие дела, обсуждали и писали в правительство предложения, многие из которых или отклонялись, или оставались без ответов.
Подсудимый хотел было ответить на вопрос вопросом: «Неужели вы этому верите?», но воздержался. Он вспомнил, что такой же вопрос задавал ему и следователь и сам тогда же записал ответ в столь утвердительной форме, что Михаил Николаевич возразил и подписал страницу после долгих уговоров.
— Наша армия в своем развитии отстала от армий многих стран Европы и прежде всего от германской: замедленные темпы строительства военных объектов, медленно шло формирование воздушно-десантных частей, механизированных и танковых соединений, воздушных сил. Было немало упущений в боевой подготовке войск. Происходили они по ряду причин, и я, как заместитель наркома, не снимаю с себя вины за эти промахи.
Командарм Шапошников склонил голову, как бы удовлетворенный ответом.
И опять Ульрих, заглянув в лежащий перед ним лист, спросил:
— Подсудимый, как можно расценить настойчивое отстаивание концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию?
При упоминании о кавалерии Буденный насторожился.
— Оно вполне объяснимо и закономерно, — начал Михаил Николаевич. — Будущая война будет войной моторов…
— Вы не читайте нам лекций, — прервал его Ульрих. — Отвечайте на поставленный вопрос.
Его дополнил Буденный:
— Пусть скажет, как он оценивает роль конницы в будущей войне? Как он оценивает Конную Армию?
Маршал говорил запальчиво, с нескрываемой обидой, как бы мстя за прошлое. А в прошлом они не раз конфликтовали по оценке участия конных соединений в будущей войне. Здесь у них взгляды были диаметрально противоположные. Ворошилов и Буденный делали высокую ставку на участие конницы, он же, Тухачевский, утверждал, что конница утратила свое значение и будущее за танками, самолетами, бронетехникой.
— Отвечайте на вопрос члена Присутствия, — потребовал председательствующий.
— В гражданской войне роль Конной армии трудно переоценить. Во многих сражениях она была мощной и решающей силой в достижении победных результатов. Однако в настоящее время кавалерия, убежден, отошла на второй план. При насыщенности войск огнем, кавалерия более других родов войск подвержена поражению. Нужно делать ставку на танки, бронетехнику…