Выбор шатеры
Шрифт:
– Кара! – Акраба бросилась к уродливой сухенькой старушке, которая сгорбившись грелась возле очага. – Кара! Это я – Таисья! Скажи своей сестре Глэдис – этой старой стерве: мне есть, что ей предложить в обмен на мою свободу! Только скажи сегодня же! Сейчас!
Ведунья медленно подняла на взбудораженную Акрабу выцветшие от времени глаза, от которых, казалось, остались лишь чёрные зрачки.
– Ты уверена в этом, Таисья? Ты же знаешь, Верховная Ведунья не любит, когда её беспокоят по пустякам.
Таисья! Акраба уже и забыла, как
– В этом «пустяке» течёт кровь древних! Так и скажи этой старой перечнице! – надменно бросила Акраба, на мгновенье забывшись, что она давно уже прекрасная шатера Руара, а всего лишь изуродованная, состарившаяся раньше времени кабацкая девка.
Горная ведунья зашлась то ли в смехе, то ли в кашле.
– Таисья, Таисья, жизнь так ни чему тебя и не научила! Ты всегда тянешься за пирогом, который заведомо не сможешь съесть. И поменяй тон. Забылась с кем разговариваешь? Гордыня – плохой советчик. Тебе ли не знать.
Акраба молчала. Она, конечно, могла бы ответить Каре, но… Себе дороже – прекрасно понимала женщина. К тому же горная ведунья, кое в чём была, увы, права. Все беды в жизни Таисьи произрастали как раз из-за гордыни. И даже здесь в Катаре именно гордыня подтолкнула её стать кабацкой потаскушкой, заливающей память элем, вместо того, чтобы попробовать просто жить. Гордыня и не смирение – вот, что всегда бурлило в отравленной душе Таисьи, не позволяя ей забыть старые обиды. И тем самым, не давая ей шанс начать жить с нуля.
Прозорливая Кара прекрасно понимала это. Спорить с ней было бессмысленно. Как, впрочем, и останавливать решительно настроенную Акрабу.
– Будь по-твоему, - наконец, нарушила затянувшуюся тишину горная ведунья.
– Я скажу сестре, что ты её звала.
– Буду премного благодарна, Кара, - поразительно негармонирующий с нищей обстановкой хидины и замызганным видом Акрабы элегантный реверанс, явно из прошлой жизни шатеры Руара.
Счастливо смеясь, пританцовывая, мать Ады отступила в заснеженную тьму. Где-то совсем поблизости раздался протяжный вой драгов. Но Акрабе было глубоко плевать на этих гигантских волков. Она уже давно уяснила, что в жизни есть куда более страшные вещи, чем какие-то драги или смерть от их клыков.
– Не там ты ищешь свободу, девочка. Не там, - пробормотал горная ведунья, лёгким жестом, не вставая с кресла, закрывая за непрошенной гостьей дверь. – Свобода никогда не бывает «снаружи». Потому что она всегда «внутри».
***
– Какого…?! – возмущённый Анигай стоит на пороге хижины и переводит растерянный взгляд с изуродованного трупа кузнеца на меня, а затем на бледного Эвана. – Вы что тут творите? Совсем рехнулись, а? Вы… Вы зачем его так?!
– Акраба продала ему Аду, - в мрачном голосе Эвана звучит нескрываемый упрёк в адрес Анигая, который, по его убеждению, недосмотрел за мной.
Только сейчас замечаю, что Эван всё ещё держит меня за руку. Невольно отстраняюсь. Не к чему сейчас все эти, как говорит братец, «телячьи нежности». Не люблю я этого.
– Но он же не…? – формулировка вопроса даётся перепуганному брату с трудом.
– Нет. Эван вовремя пришел на помощь, - торопливо отзываюсь я.
Растерянный Анигай переводит взгляд на хмурого мальчишку-альтаирца.
– Спасибо…
Ну надо же! Чтобы брат кого-то за что-то поблагодарил! Да ещё Эвана… Однако молчу, прекрасно понимая, что сейчас не время и не место ёрничать.
Ошарашенный Анигай с нескрываемым интересом осматривает изуродованный труп кузнеца. У брата в голове явно не сходится, как хилый мальчишка-альтаирец, будучи чуть выше меня ростом, смог справиться с таким громилой.
– Интересно, чем это ты его так? – ну точно, вопрос адресован Эвану, не мне.
Переглядываемся с альтаирцем. Скрывать от Анигая причину смерти кузнеца нет смысла.
– Это я. Кристаллом.
Анигай нервно хмыкает.
– Похоже, я пропустил всё самое интересное. Ладно… Что с трупом делать будем? – прозаично интересуется братец, безрезультатно пытаясь за руку сдвинуть тушу с места. – Тяжёлый, гад.
Пожалуй, в этом и есть весь мой брат. Он с поразительной скоростью отходит от всех потрясений. Наверное, это и правильно. Иначе в Катаре просто не выжить.
Вопрос о трупе, увы, не праздный. Я представления не имею, как можно незаметно от соседей избавиться от такой огромной туши. Мы пытаемся поднять его втроём, но бесполезно. Сдвинуть удаётся лишь на несколько сантиметров. Мы такими темпами год его до оврага по дороге тащить будем. Но и оставлять его здесь тоже нельзя. Не дай Бог обнаружат стражи Дэбэра и тогда нам всем не избежать виселицы!
И тут на меня накатывает. Силы физические и духовные окончательно оставляют меня. Нахлынывает пугающее отчаяние.
Как же я устала от всего этого! От всей этой долбанной жизни! Иногда мне кажется, что мне не тринадцать, а сто лет. Ещё парочка таких потрясений и я точно умру от душевной старости.
– Нам его отсюда не вытащить, - в изнеможении сажусь на вонючую кровать матери. Чувствую, как последние силы покидают меня. К глазам подступают предательские слёзы. А ведь я почти никогда не плачу. Дура! Мне нельзя разреветься при Эване! Я же всегда с ним за старшую была!
Но я, и правда, представления не имею, что делать? Как дальше жить? Даже если мы каким-то чудом избавимся от этого трупа, завтра же мамуля притащит нового клиента… Мне что теперь их всех убивать? И куда трупы складировать прикажете? А если тело кузнеца обнаружат и поймут, что причиной смерти стал топливный кристалл? Сразу же возникнет вопрос, откуда он взялся? Стражи Дэбэра перевернут весь Катар, чтобы найти похитителей кристаллов. И я знаю точно – они быстро нас вычислят. И не таких находили. В общем, куда не глянь, везде одна безысходность.