Выбор Шатеры
Шрифт:
Наконец выбегаю на берег пруда. Никого. Захлестывает отчаяние. Неужели опоздала?!
Внезапно в мою сторону дует ветер, в котором помимо запаха водяной топи и излишне душистых мокричных цветов чувствую нечто тошнотворное… Харрдроги!
Сдавленный женский крик, переходящий в приглушенный вой.
Не знаю, как реагировать: радоваться тому, что харрдроги успели перехватить несостоявшуюся самоубийцу или…
Мужской смех и кряхтение.
Совсем рядом. Метрах в двадцати от меня.
И снова приглушенный вопль девчонки. Удар. Стон. Хохот.
Они даже не удосужились оттащить ее куда подальше от озера.
Пожалуй, теперь я понимаю, что почувствовал Эван, когда увидел, как кузнец бросил меня на вонючую постель беспутной Акрабы. Единственная разница — в ту ночь мне повезло больше Айрис. Эван подоспел вовремя. А вот я, похоже, опоздала.
Я плохо помню, что происходит дальше. Гнев полностью затуманил мои глаза и разум. Все как в тумане, в бреду. Противное шипение змейки дреда, которая с откровенным наслаждением впивается в мою кожу, предвкушая чью-то скорую смерть.
Уж точно не мою.
Молча выхожу на поляну… Их пятеро.
Было.
Мне потребовалось меньше минуты, чтобы отправить их всех к Отару. Харрдроги даже не успели понять, что произошло.
Никогда. Никогда раньше я не убивала столь хладнокровно и расчетливо. И что самое страшное — с откровенным наслаждением. Этим тварям удалось сделать в ту ночь сразу два жутких дела. Сломать психику одного человека и выпустить на свободу демонов другого.
Демонов, которые на деле куда страшнее самих харрдрогов.
Но я пойму это чуть позже, а пока…
С пугающим хладнокровием перерезаю дредом горло ближайшему уроду, рассекаю живот следующему.
Внутренности вываливаются наружу.
Там в Катаре, когда на моих глазах воин Руара проделал то же самое с военнопленным, мне чуть не стало плохо. Зато сейчас я откровенно наслаждаюсь видом вывалившихся дымящихся кишок еще живого харрдрога. О нет, я не буду его добивать. Я не настолько гуманна. Пусть помучается, глядя на свое гнилое нутро.
Страшная выдалась ночь. Для харрдрогов. Для Айрис. Для меня.
Ночь жутких откровений.
Ночь точки невозврата.
Потому что после пережитого ни Айрис, ни я уже никогда не станем прежними.
Но это я пойму потом… Позже. А пока, прикончив последнего харрдрога, тащу на себе к особняку перепачканную в крови, кое-как закутанную в остатки разорванного, по-детски красивого бального платья, трясущуюся, невменяемую, но все-таки живую Айрис.
Я не буду перечислять, что в ту злополучную ночь потеряла Айрис. Многое, но главное — она потеряла себя. Харрдроги не только разрушили ее тело, они искалечили душу. Рассказали девчонке, кто их нанял. Ее собственный отец, который поставил интересы Альянса превыше жизни дочери.
Но и я той страшной ночью потеряла не меньше. Хладнокровно убив пятерых мразей, я заплатила за жизнь Айрис своей пусть не самой чистой, но все-таки душой. Никогда раньше я не убивала сознательно. И уж тем более не получала от этого откровенное удовольствие, какое испытала там, у пруда. Теперь я точно знаю. — есть смертные грехи, которые не прощаются. Есть демоны, которых уже не загонишь обратно в потайную комнату души.
9. ПЯТНО
Затащить окровавленную Айрис в комнату мне помогает воин Руара, дежуривший возле кухни. Девчонка так истерила там, на озере, что мне пришлось ее отключить. Приятели-лекари давно научили меня, на какие нужно нажать точки, чтобы человек потерял сознание. Мера, конечно, вынужденная, но иначе бы ангелок своими невменяемыми воплями поднял на уши весь дом. А как раз огласка нам сейчас и ни к чему.
Как назло, Карла рядом нет. Уложив девчонку на кровать, посылаю за ним воина. Заодно прошу, чтобы отправил ко мне дежурную ведунью и лекаря.
Айрис приходит в себя минут через двадцать. Радует, что она больше не бьется в истерике, но настораживает отсутствие реакции на что-либо. Девчонка молча лежит на кровати и бездумным, стеклянным взглядом изучает какую-то точку на стене. Мой голос словно не слышит.
Наконец в комнату просачиваются две тени — ведунья и еще совсем молоденький мальчишка-лекарь. Я знаю его. Юлий. Несмотря на юный возраст — один из лучших. Плотно закрыв дверь, отдаю Айрис в их распоряжение.
При появлении незнакомцев в странных балдахинах (ведунья, как обычно, одета в темно-коричневую накидку, лекарь — в длинную серую мантию) девчонка вздрагивает, подскакивает, с ужасом вжимаясь в стенку. Хочет заорать. Мигом бросаюсь к ней, предусмотрительно зажимаю рот. Киваю ведунье, одновременно набирая в легкие побольше воздуха и задерживая дыхание. Лекарь делает то же самое. Ведунья подплывает к дергающейся перепуганной Айрис, дует на свою раскрытую ладонь перед лицом девчонки. Щепотка серебристой пыли поднимается в воздух, незамедлительно оседая в легких дочери посла. Глаза Айрис медленно закрываются. Тело обмякает в моих руках.
Сонный порошок — отличная вещь! Частенько выручает в подобных ситуациях, когда другого способа быстро утихомирить человека просто нет. Правда, отходняк после него дня два будет. Но это уж мелочи жизни.
Осторожно укладываем девчонку на кровать. Отхожу в сторону, давая возможность лекарю — серьезному худенькому парнишке лет девятнадцати — сделать свое дело.
Шустро разложив на столике скрученную в валик сумку со всевозможными лекарствами, снадобьями и инструментами, лекарь начинает колдовать над израненным телом девочки. Его задача сделать так, чтобы к утру от всех ее ран, синяков и ссадин не осталось и следа. Я не допущу, чтобы по вине Стива Ромеро между нашими планетами вновь обострились отношения. Их и сейчас-то дружескими не назовешь. Но как говорится в Книге Книг отца Марка, «худой мир лучше доброй ссоры», и я полностью с этим согласна. Хватит уже! Навоевались! Даже в Катаре столько вдов из-за войны осталось — не перечесть. И погибли-то, главное, за невесть что. За новые рудники с топливными кристаллами? Да провались они пропадом! Если война нужна политикам и дельцам — вот пусть сами и воюют, а простому люду, где стреляют, делать нечего. На кусок хлеба бы заработать да семью прокормить — вот наша война. А не та, которую разжигают политики.
Лекарь осторожно поворачивает Айрис на бок. Ловит мой вопросительный взгляд.
— Сделал, что мог, — едва слышно отвечает он.
Не могу удержать вздох облегчения. Значит, все-таки я подоспела вовремя! Слава богу! От одной мысли, что эти твари могли сделать с Айрис, мне становится плохо.
— Сможешь подправить ей память?
Ведунья — хмурая остроносая женщина лет тридцати — отрицательно качает головой.
— Нельзя. В ней бушуют эмоции. Если что-то пойдет не так — она лишится разума.