Выбор Шатеры
Шрифт:
— Как «серые» прислужницы? — догадываюсь я.
Ведунья кивает. Что ж, она права. Не стоит рисковать. Но что делать с Айрис утром? Как избежать ее истерики? Как заставить ее молчать? Вопросы, ответов на которые у меня нет.
Стою у окна. Еще немного, и у горизонта забрезжит изумрудно-малиновый рассвет.
Лекарь уже ушел. Парнишка хорошо справился со своим делом: к утру от внешних физических увечий на теле дочки посла не останется и следа. Вот только что прикажете делать с увечьями душевными?
Ведунья
— Что будешь делать, когда она проснется? — тихо интересуется ведунья.
— Не знаю. Что-нибудь придумаю.
Ведунья протягивает мне маленький кожаный мешочек с каким-то порошком.
— Здесь одна доза. Порошок забвения. Дашь, если заистерит.
— Тандурим? — Уже от одного этого слова меня передергивает. Перед глазами сразу встает невменяемо-счастливое лицо матери, принявшей заветную дозу. — Нет. Спасибо.
Хватит с Айрис на сегодня бед. Я еще только на тандурим не подсаживала. Все знают: с него обратной дороги не будет!
Ведунья надменно усмехается.
— Было бы предложено.
Прячет мешочек. Отходит к окну, вглядываясь в даль пустым взглядом. Я хорошо знаю этот взгляд. Ведунья уже не здесь. Ее сущность облетает ближайшие окрестности, чтобы убедиться, что опасность миновала.
Не могу ни о чем думать. Чувствую, как силы предательски покидают меня. Очень хочется спать, только вряд ли я сегодня уже засну. Замечаю, что от перенапряжения трясутся руки и ноги.
Ведунья остается в комнате с Айрис, а я запираюсь в ванной. После всего случившегося мне надо хоть немного побыть одной, иначе я просто сойду с ума.
Включаю горячую воду. Раздеваюсь, стараясь не замечать пятна крови харрдрогов, оставшиеся на моем платье. Одежду надо будет сменить. А лучше сжечь.
Чувствую, как горячая вода обжигает кожу, но я не хочу делать ее холоднее. Напротив, беру мочалку, мыльную пену и тру тело до красноты, словно пытаясь стереть с себя кровь тех, кого я всего лишь несколько часов назад собственноручно отправила к Отару.
Знаю. Они заслужили смерть. Но мне почему-то от этого не легче.
Продолжаю с остервенением тереть тело, не замечая, что истерично реву. Я словно пытаюсь отмыть мочалкой не грязь с кожи, а смертный грех, который сегодня сознательно взяла себе на душу. Хуже всего, что понимаю: будучи такой грязной, я не могу… Не имею права быть рядом с Эваном. Не хочу пачкать его собой. Потому что после случившегося мою душу уже не спасти.
Я совершила убийство.
Сознательно.
Хладнокровно.
И я испытала при этом удовольствие.
Но что самое страшное — я не раскаиваюсь.
Мой мальчишка-альтаирец слишком добрый, слишком хороший, слишком… не для меня. Мне нет места в его жизни. Давно пора посмотреть правде в глаза: никогда и не было. Я сама не позволю Эвану вновь впустить меня в свою судьбу.
Продолжаю, не останавливаясь, судорожно тереть мочалкой тело. Почти до крови.
Тру, тру, но так и не получается оттереть ни отчаяние, ни боль, ни скорбь по загубленной жизни и душе. Смывается лишь внешняя грязь, а разъедающее душу пятно, оставшееся от совершенного убийства, увы, так и остается нетронутым.
Истошные женские крики, встревоженные мужские голоса, торопливые шаги, переходящие в бег. Сначала за окном — во Дворе, затем в коридорах особняка. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять — кто-то из местных нашел тела харрдрогов.
Злюсь на воинов. Неужели нельзя было додуматься убрать трупы?! Или это приказ Карла? Скорее всего так оно и есть. Воины Руара не совершают оплошностей. Интересно, что задумал Верховный Воин?
Шум будит Айрис. Девчонка медленно открывает глаза, приподнимается на локтях, растерянно осматриваясь, словно пытаясь понять, где находится и было ли вчерашнее происшествие дурным сном. Или все же реальностью.
Если бы не найденные трупы харрдрогов, возможно, я смогла бы убедить Айрис, что ночной кошмар ей приснился. Идеальный вариант выхода из ситуации, но теперь…
Взгляд девчонки падает на мрачную ведунью, дремлющую в кресле напротив. Этого оказывается достаточным, чтобы Айрис запаниковала и заистерила с новой силой. Она орет так истошно, одновременно кусаясь и лягаясь, что у меня просто нет возможности справиться с ней, не оставив новых синяков. Но что еще хуже — из коридора доносятся приближающиеся голоса Карла и Ромеро.
Ну все! Сейчас начнется! У меня есть всего пара секунд, чтобы придумать, как остановить истерику Айрис. Понимая, что вряд ли удастся это сделать, я решаю не остановить истерику, а… заменить ее.
Когда Стив Ромеро распахивает дверь спальни, его взору предстает довольно странная картина: мы с Айрис, сидя друг напротив друга на кроватях, в абсолютно одинаковых дебильных розовых ночнушках, ржем как ненормальные. Остановиться не можем, даже при появлении гостей.
— Ой, па… папочка… Ха-ха-ха! Я не могу… Ха-ха-ха… — заливисто смеется Айрис, безрезультатно пытаясь побороть смех.
— До… доброе утро, ха-ха-ха… Дэус Ромеро… Ха-ха-ха… Дэус Карл… Ха-ха-ха… — согнувшись в три погибели, ржу я. — Про… прости… те. Ха-ха-ха… Но Айрис такую… ха-ха… смешную историю… Ха-ха-ха! Ой, не могу больше! Ха-ха-ха… Рассказала!..
Стив Ромеро ошарашенно и недоверчиво взирает на невменяемую от смеха дочь. Он явно не рассчитывал застать ее здесь в целости и сохранности. Это читается по его разочарованному лицу. Жаль, что посол Земного Альянса не может видеть выражение лица Верховного Воина, стоящего у него за спиной и прекрасно знающего все подробности ночного происшествия. Кажется, еще пара секунд — и дэус Карл сам начнет ржать, глядя на нас.