Выдумщик (Сочинитель-2)
Шрифт:
Воспользовавшись паузой между подачей блюд, Обнорский продолжил свою обработку:
— Так вот, Катюшка… Ты знаешь о Палыче, его людях, о его бизнесе очень и очень много — ты даже сама не догадываешься, насколько много… Часть накопленной информации твой мозг откинул в «пассив» — то есть, что-то ты забыла, что-то не считаешь важным… Наша задача — заставить тебя вспоминать как можно больше…
Катя пожала плечами:
— Мне кажется, что ты все-таки зацикливаешься на мелких деталях и подробностях… Вот, скажи, пожалуйста — зачем тебе, например, понадобилось знать о музыкальных пристрастиях Валерия Ледогорова? Или о том, какие женщины нравятся Иванычу? Для чего ты спрашивал, как люди Антибиотика реагировали на меня, как на женщину? Прости, я не понимаю, почему тебя интересует их манера ухаживания?
Обнорский досадливо щелкнул языком:
— Ну чего
Катя неопределенно повела бровями, Андрей кивнул и азартно махнул рукой:
— Хорошо, сейчас я поясню тебе все на конкретном примере — и ты сразу поймешь, как важна бывает иногда самая бросовая на первый взгляд информация…
Катерина, явно заинтригованная, приготовилась слушать, но тут Обнорскому подали седло барашка в чесночном соусе, и Андрей вынужденно прервал свою лекцию, впрочем ненадолго — минут через пять перед Серегиным стояла уже пустая тарелка. Вышколенные официанты, глубоко шокированные таким отношением к еде, бросали на Андрея опасливые взгляды — этот русский словно с голодного острова приехал, и почему только с ним сидит такая приличная и воспитанная синьора?…
— Да, так вот, — продолжил между тем Андрей. — Стало быть, привожу тебе конкретный пример… Дело было в восемьдесят шестом году — я доучивался на восточном факультете после годичной практики в Южном Йемене…
Обнорский слегка посмурнел, вспомнив «практику», на которой чудом остался жив [32] , вздохнул и потянулся к пачке сигарет, лежавшей на столе:
— А надо сказать, что после Йемена я сильно пил. Очень сильно… И сначала финансовых проблем не было, потому что я много внешпосылторговских чеков в Союз с собой привез, но — все хорошее однажды заканчивается… Как-то раз я заявился домой совсем пьяным, папа, воспользовавшись моим бесчувствием, деньги у меня изъял, положил в сейф у себя на работе и заявил, что не отдаст их мне, пока пить не брошу… Стало быть, деньги нужно было где-то находить… И я их находить умудрялся — сначала форму свою десантную пропил, потом другие вещи начал потихоньку продавать… А форму свою пятнистую загнал я одному уроду, который на филологическом факультете учился. Не знаю, откуда у него деньги водились — родители в торговле работали, что ли… Не важно… Он у меня и десантные ботинки купил, и куртку пятнистую, и штаны — и в таком вот «мужественном прикиде» ходил в универ. Наверное, сам себя считал «Рембой»… С головой у парня, видать, не все в порядке было — совсем рехнулся на военной атрибутике… Я ему только берет свой зеленый не сдал и медаль, хотя он за них совсем бешеные деньги сулил — рублей сто, по-моему… Но однажды наступил такой день, когда продавать мне уже стало нечего — пропился вчистую… Причем, день этот я помню прекрасно — у нас на факультете как раз должно было предварительное распределение состояться… И вот, представь себе — заявляюсь я в альма-матер с абсолютно «чугуниевой» головой, весь мир напоминает один большой кусок дерьма и больше ничего, а денег на опохмелку нет совсем… Я туда-сюда, чувствую — в куски разваливаюсь, у ребят попытался занять, ни у кого башлей нема… Что делать? Ну, не помирать же в самом деле лютой смертью без опохмеления? А в безвыходных ситуациях мозг начинает работать в усиленном режиме… Стою я в коридоре, думаю. Вдруг мне навстречу этот задрот скачет, который у меня форму скупал… А в отдалении где-то болтается девчонка одна с нашего курса, Янка Овчинникова — ходит, волнуется, распределения ждет… Я как их обоих увидел, в башке сразу и произошло таинство рождения идеи… Дело в том, что этот придурок с филфака, любитель военной формы, очень «неровно дышал» на Янку — фигурка у нее была, между прочим… Гм-да, в общем, это неважно… Важно то, что Яна гражданина с филфака просто в упор не замечала — триста лет он ей не нужен был… Так что этот «филфачник» только слюни пускал и страдал
32
См. роман «Журналист».
— Какая гадость! — Катя даже вилку положила и передернула плечами. — То, что ты, законченный бабник, я понимала и до этого твоего «примера»…
— Ну при чем здесь бабник? — возмутился Обнорский. — Не об этом же речь! Я тебе привел пример быстрого решения тактической локальной задачи на основе хорошего владения обстановкой. Я ж для аналогии…
— Знаем мы такие аналогии, — понимающе кивнула Катерина и тут же поинтересовалась: — А что дальше с этой Яной стало, которую ты продал?… Фу, какая мерзость…
— И ничего не мерзость, — хмыкнул Андрей. — Почему же мерзость-то? И Янку я не продавал — она через минуту из курилки выскочила…
— То есть? — не поняла Катя.
Серегин тяжело вздохнул, посмотрел на Катерину, как смотрят иногда доценты на тупых студентов, и начал растолковывать:
— Я у этого филфаковского деятеля поинтересовался — хочет ли он Янку? Он сказал, что хочет. Потом я предложил ему эту самую Янку за четвертной прямо в курилку принести… Так?
— Так…
— Но ведь я же ни слова не говорил насчет того, что Янка с этим придурком будет трахаться! Понятно? Бабу принесли? Принесли. А дальше — твои проблемы, мил человек, кто же виноват, что ты ее удержать не сумел?…
— Понятно, — кивнула Катерина с выражением крайнего неодобрения на лице. — То есть, это был «кидок»… Ты этого несчастного парня «развел» вчистую… Пользуясь его чувствами…
Обнорский почесал в затылке и усмехнулся:
— Ты извини, конечно, но насчет «разводок» — кто бы говорил…
Катя вспыхнула и вся сжалась, но Андрей не дал ей сказать ни слова — схватил руку, поцеловал в ладонь и, тряся головой, заверещал:
— Молчу, молчу, молчу — больше так не буду, понимаю, удар ниже пояса, уже самому стыдно!
Серегин скроил при этом такую дебильную рожу, что Катерина не выдержала и против воли улыбнулась — Обнорский улыбнулся в ответ и добавил пару слов к истории о «влюбленном филфаковце»:
— Насчет «кидка» и «разводки»… Да, конечно, с одной стороны — можно сказать, что я того задрота кинул… Но — вообще-то, он кинул сам себя… И по поводу его чувств. Ты прикинь: парень говорит, что любит девушку — и соглашается купить свою любовь за четвертной у какого-то похмельного скота… Извини, но это не любовь… И таких козлов, которые согласны женщин за деньги покупать — мне не жаль. И вообще, — давай оставим моральный аспект этой истории в покое… Я привел тебе этот пример, еще раз повторяю, для того, чтобы ты поняла технологию выработки нестандартных решений…
Катерина задумчиво покачала головой:
— Да-да, это мне все понятно… Лоха кинуть — не западло, как «братва» говорит… Да, товарищ Серегин, не ожидала я от вас… Кто бы мог подумать — по газетным-то публикациям вырисовывается такой правильный образ автора, хоть на Доску почета… А он, оказывается — вон, какими веселыми делами в бурной молодости занимался… Хорошо хоть, на большой дороге не грабил…
Обнорский как-то слишком скромно потупил глаза, и Катерина забеспокоилась:
— Я надеюсь — не грабил?
Андрей заерзал на стуле и пожал плечами:
— Смотря что понимать под грабежом…
У Кати широко-широко распахнулись глаза:
— Господи, ты меня пугаешь, Андрей, неужели?…
Серегин засопел, забарабанил пальцами по столу, замялся, но потом все же выдавил из себя:
— По деньгам и вещам мы никогда не промышляли, а вот водку у таксистов и частников-спекулянтов — экспроприировали, это бывало… Ну, а что ты так на меня смотришь — я же тебе говорил, что выпивал… Денег на водку не хватало, а по ночам таксисты и частники возили бухалово и впаривали его по двойной или даже тройной цене… Ночных-то магазинов в те времена не было… Вот мы и… И боролись со спекуляцией таким образом…