Выход

— ДЕЕРЕЕВООО!!! — по привычке басовито прокричал отец, оповещая отсутствующих в округе людей, и размашистыми ударами топора лишил могучий раскидистый вяз его последней опоры. После чего зеленый великан, с ворчливым недовольным треском, обрушился наземь всем своим немалым весом. И пришло мое время поработать.

Я снял с пояса небольшой ухватистый топорик и без спешки принялся свежевать гиганта, обрубая все его лапы-ветви. Тонкие веточки с густой листвой в одну кучу, для прокорма кролей и коровок. Средние ветви в другую кучу, для растопки кухонных печей и вечерних костров. Ну а большеватые чураки в третью кучу, для хорошего жара в банях и работы деревенских плотников. Меньше

получаса работы и вот уже я закончил со своим делом, оставив лежать на траве бесстыдно оголенное многометровое бревно. Дождавшись пока я увяжу пенькой несколько вязанок с ветками, отец одобрительно покивал мне и лишь после этого, выплюнув сладкую травинку осоты, поднялся с насиженного пенька.

— Эээхххх. Еще две ходки за обрезками и на отдых. Хватит на сегодня. И так уже десяток бревен в деревню притащили — решил мой папаня, а заодно и главный деревенский лесоруб, при этом своей невероятной силой приподымая нашу добычу и накидывая на нее увязанный в петлю пеньковый канат. Зацепив его за несколько обрубков ветвей и утянув потуже узел, он выпрямился и махнул мне рукой, предлагая идти вперед. Я закинул несколько увесистых вязанок себе на спину и пошел по уже натоптанной нами тропе, изредка оборачиваясь и проверяя не отстал ли там отец. То что он, не прилагая каких-то чрезмерных усилий, волочил за собой огромное сырое бревно в несколько раз больше себя весом уже давно не должно было меня удивлять, но… Не пройдя через пробуждение, я пока не мог осознать разрыва между нами и понять насколько он сильнее меня, имея такие внушительные характеристики самосовершенствования. Больше трех десятков единиц в силе и двадцать в выносливости… Наверное это было очень много.

— Что Лиар, опять о пробуждении задумался? — легко догадавшись о моих думах, спросил нагнавший меня родитель и, потянувшись рукой, взъерошил мне волосы — Я, когда молодым был, тоже по этому поводу тревожился. Время на всякие глупые мысли тратил. А как прошел через него, так сразу и понял что маялся дурью. Пробуждение подстраивает характеристики под нас самих, наши нужды и наш образ жизни. Так что, если не будешь лениться и хорошо постараешься помогая мне в лесу, то создатели тебя не обидят и ненужный интеллект не повысят. Все как у меня в силу да выносливость уйдет — явно блуждая по светлым тропинкам воспоминаний из далекой молодости, с улыбкой заверил меня отец и кажется даже еще немного прибавил шагу, будто бы подгоняя меня. Вязанки давили своим весом и тянули к земле, но я все же ускорился и возразил витающему в облаках папане.

— Да я и не боюсь. Просто… скорее бы уже. Глядя на тебя постоянно чувствую себя каким-то бесполезным слабаком, не способным даже бревно сдвинуть. Неприятно как-то…

— Ха-Ха! Так ты об этом тревожишься! Ну ничего. Еще совсем немного потерпеть осталось. Твое шестнадцатое лето уже близко, только остатки этой весны перетерпеть осталось. А там уже и на пробуждение со всеми поедешь — высказал очевидное отец и, кажется, неожиданно даже для себя погрустнел, вильнув мыслью совсем в другую сторону — Эээхххх. Совсем уже ты взрослый стал. Вооон какой статный парень вымахал, да и борода уже расти начала. Скоро, наверное, и тебе хату ставить придется. Повяжешь сердце с какой-нибудь справной девахой и…

— Да лучше бы вообще этой бороды не было! — не слушая дальше папаню, недовольно проворчал я. Будто бы реагируя на упоминание о ней, моя куцая бородка опять принялась нещадно зудеть. Желание почесать ее было настолько сильным, что я все же не удержался и, сбросив вязанки веток на землю, остановился и взялся расчесывать ее до боли в подбородке — И ведь только вчера вечером ее сбрил, а она опять свои клоки по выпускала. Зараза этакая.

— Ну хоть от ненужных мыслей тебя отвлекла — с усмешкой заметил тоже остановившийся отец, поправляя канат на своем могутном плече. А затем, дождавшись пока я вновь закину ношу на свой хребет, присоветовал — Ты это… лучше попробуй ее отрастить.

Я тоже по молодости чесался, а как подлиннее ее отпустил, так сразу и перестал. Только главное потом мыть ее по чаще не забывай, чтобы чесотка эта не возвернулась.

— Тоже об этом думал, но никак не решался. Все друзья с чистыми лицами ходят и только я один оброс как проснувшийся весной медведь. А если еще и бороду до груди отпущу… хоть сразу в лес к зверям жить уходи. Нет… лучше уж чесотку эту до пробуждения потерплю…, а там уже думать буду.

— Твоя борода, твоя воля — широко улыбаясь заявил папаня и весело хлопнул меня по плечу свободной рукой. Я от такой медвежьей дружбы с трудом удержался на ногах и едва не нырнул в сырую, слежавшуюся после зимы листву — Не давай себе послаблений, мальчик мой и ускорь шаг. Вооон уже в просвете деревня виднеется. Давай-давай, поспешай. Чем быстрее все принесем, тем раньше окажемся дома.

— Да иду-иду — дернув пострадавшим плечом, тихо проговорил я, ища в себе дополнительное вдохновение чтобы ускорить шаг. И практически сразу находя его.

— Ох… Интересно, что нам сегодня сготовила наша маленькая хозяюшка?

— Утром говорила что-то про суп с грибами и мясную кашу — сразу раскрыл эту малую тайну отец, порадовав меня хорошими новостями. Только вот сам он вновь опечалился и мне даже не нужно было гадать по какому поводу.

— Да, она все сильнее становится похожей на маму… И явно пытается ее для нас заменить. Даже голосом иногда старается ей подражать, но… Это не значит что ты можешь избегать собственную дочь, постоянно прячась от Мирины в лесу. Мне тоже иногда больно на нее смотреть, но я же терплю. И ты потерпи. Хотя бы несколько лет. Мне кажется, что эта непоседа куда быстрее меня отдаст свое сердце в добрые руки. Возможно даже еще до пробуждения и тогда хату ей придется ставить раньше чем мне. Это я никуда не тороплюсь, а она своим ’’хвостом’’ крутит, словно мельница лопастями. Все ребята в нашей деревне на нее засматриваются.

— Даааа, Мирина девка у нас красивая. Вся в мать пошла — мешая гордость за дочь и глубокую печаль, негромко протянул папаня. А затем, кажется даже не веря самому себе, пообещал — Ладно. Я постараюсь быть к ней поближе… хоть это и сложно. Ну а дом мы ей обязательно справим. Лучшие бревна для этого дела отберем и справим. Дело это, к счастью, не хитрое — с теплотой в голосе пообещал он. А затем, резко меняя тон, заявил — А вот отдавать сердце кому попало не позволю! И сопли пооббиваю наглецам, решившим украсть нашу красавицу!

— Все. Придется Мирине бежать в другую деревню, чтобы ты в гневе ненароком голову не отбил ее смелому будущему парню — весело заявил я и, поднимая себе настроение образами опасного сватовства, даже еще немного прибавил шаг. Ну а нагнав и обогнав отца уже сам поторопил его — Давай побыстрее. Там суп поди в печи уже стынет, а мы все таскаем и таскаем. Нужно поспешать, чтобы там все окончательно не остыло.

Папаня охотно принял этот глупый необъявленный спор и мы оба едва не побежали в сторону уже хорошо видимой деревни в прорехах молодого пролеска. Ходко шли обгоняя друг друга, временно позабыв о своих тяжелых ношах за спинами и таких же нелегких думах в головах.

По лесу разносился монотонный стук топора, странным гулким эхом мечась меж ветвей и прячась в густых кронах деревьев. Лучи далекого светила практически не пробивались сквозь пышную листву, из-за чего в чаще царил давящий полумрак. Я ощущал тяжесть неприятного напряжение, будто от далекого, медленно приближающегося со спины чувства необъяснимой опасности, и невольно ускорял темп. Стремился поскорее срубить это проклятое упрямое дерево, чтобы открыть новые пути для небесного света. Для теплых золотистых струй, которые должны были смыть с меня липкую грязь мелких тревог и страхов, в существовании которых не хотелось признаваться даже самому себе. Точнее… в первую очередь, самому себе.