Шрифт:
А вы когда-нибудь думали о том, что если бы не тот самый день, человек, последний бокал вина, то всё могло бы быть совершенно по-другому? Нет, не так, конечно, чтобы, исключив шестнадцатое мая, того парня с остановки и то красное сухое в конце января, вдруг счастья привалило целый КамАЗ. Не так, нет. Просыпаетесь вы, а солнечный майский день стерли из всех календарей, парня не найти ни в одной соцсети, да и фээсбэшники вторые ботинки стерли, пока бегали по остановкам, и пить вам больше не хочется. Совсем не хочется. Так себе, конечно, картинка. Это не представляйте! Представьте, что неожиданно, вот так вдруг у вас появилась возможность вернуться в прошлое и изменить его.
Предложение мое из ряда фантастики и звучит чудаковато, конечно, но вокруг постоянно происходит какая-то неразбериха, уже нечему даже удивляться, поэтому не бойтесь представлять. И вот эта возможность уже в ваших руках, и вам удается пересечь границу между «после» и «до» и попасть туда, где и был тот самый день, человек и чертова бутылка вина. Рискнули бы? А если бы эта граница стерлась прямо за вашей спиной и всё оказалось невозвратным? Что тогда? Куда бежать? Кого звать на помощь? Это, кажется, даже страшнее, чем стертые календари, люди, события. Но, признайтесь, что иногда хочется. Хочется вернуться и стать смелее, умнее, стать, стать, стать. Ровно встать! Спину держать! Сейчас-то вы знаете, как надо было, а тогда… эх. Бывает? Вот и у меня бывает.
Не знаю, как вы отнесетесь к тому, что я расскажу дальше. Для меня это приключение. По-другому мне к этому нельзя относиться, моя психоаналитик Леночка не советует. Надеюсь, вам будет легко. И еще я очень надеюсь, что вы выслушаете мой рассказ без вот этих дурацких хейтерских: «фантазерка, конечно, та еще» или «ться, я так и знал, что этим всё закончится». Я и сама не знала, чем это закончится. Просто послушайте и возьмите что-нибудь для себя хорошее или оставьте всё хорошее мне.
Не хочу начинать свой рассказ со слов «это абсолютно удивительная история…» или «эта история изменила мою жизнь…» Тут, знаете ли, спасибо, что живая осталась, а дальше разбираться надо по ходу действия сценария этого чертова шеф-реда, который правит тексты под коньячком. Пожалуй, начну с другого.
Так вот: эта странная история произошла со мной в год, когда отчаянный китаец сожрал летучую мышку и мир перевернулся лапками вверх. Зима плавно перетекла в весну, а потом резко шагнула в лето. Зимнюю резину никто не сменил на летнюю, да и какая разница, когда на Девятое Мая по Третьему транспортному в Москве шагали танки. Там любая резина зашла бы. Казалось бы, только метеорит не падал на землю в две тысячи двадцатом году. Но, уверена, что и он где-то плюхнулся, просто британские ученые на этот раз решили, что это не так уж и важно, если честно, что уж лучше о вирусе, эросе, хроносе, космосе. Здравствуй, Иосиф Александрович, в две тысячи двадцатом ты как никогда кстати.
Мне кажется, все, кто в этот год испытывал усталость, апатию, выгорание и лучше бы смерть, отмечали две тысячи двадцать первый в полном забытье. Слишком уж достаточно было нового «Стоп! Снято!» – сказали бы киношники. Многие, я уверена, столкнулись с тем же, что и я, – такой взрыв после накопительного эффекта. Бах! Прямо в голову. Это как ты злишься, злишься, злишься, а потом вдруг – всё равно. Или любишь, любишь, любишь – и да пошло оно. Или живешь, живешь, живешь – и так больше невозможно. Примерный ряд так себе, но суть ясна, ага? Есть только миг между прошлым и будущим, а вот где-то между мы жить не успеваем и записываемся к психоаналитикам на консультации, ибо нелегко существовать с мыслью о том, что всё могло бы быть по-другому.
В тот летний августовский вечер вообще ничего не предвещало внезапных новостей, день вроде бы шел к финалу, но из редакции уволился Кирилл. Кирилл был супер-корреспондентом-расследователем с нарциссической травмой мозжечка. Такие к нам приходят часто, но задерживаются ненадолго. Кирилл задержался на полгода.
– У меня уволился корреспондент. – Вошла с утверждённой новостью в комнату.
В крошечном кабинете три на три с окнами, выходящими на телебашню, за письменным столом, заполненным бумагами и коробками от жестких дисков, сидел руководитель службы новостей Саша Кулагин. Густые черные волосы, слегка поседевшие на висках, очки, которые оставили за много лет ношения след на переносице, и мятая футболка с принтом о свободе мыслей отражались в моих глазах.
– Идет четвертая неделя протестов в Хабаровске. Все четыре недели наш канал не выпустил ни одной новости про митингующих. Кирилл ждал, терпел, пробовал бороться со мной, и вот – в итоге ушел. Это четвертый за месяц.
– Угу, – промычал в ответ Кулагин.
– Я просто думаю…
– Думаешь?
Переспросил не из интереса, что я думаю. Знал он все. Так Саша делал всегда, когда хотел, чтобы я поменяла свою точку зрения, но менять я ничего не собиралась. Все проблемы обычно у меня с этого и начинаются: я всегда говорю только то, что в моей голове буквами складывается. Иногда это провоцирует конфликты с героями, коллегами и руководством. И если с героями сюжетов это полезно для эмоционального фона в кадре, с коллегами – для прогресса, то с руководством это всегда как ходить по краешку отвесной скалы: слетишь – и о камни навзничь. Соскребать потом будут всей редакцией.
– Я думаю, что он прав.
– Сколько ты уже шеф-ред? – спросил Кулагин, внимательно рассматривая что-то в мониторе, не во мне.
– Шесть лет.
– Сколько таких корров у тебя было?
– Много. Макс, Андрей, Даня, Алена… Пять-шесть… – попробовала вспомнить всех.
– Одним меньше. – Полный список слушать не стал. – У нас свои правила, у него свои. Если он не принимает наши, то он не наш человек. Логично?
– Безусловно, ты, конечно, всё правильно говоришь, и я согласна с этим вот со всем твоим. Правила есть правила. Но мы же можем иногда позволять себе сюжет о людях? – Затаилась.
– О людях? – переспросил, чтобы продолжала.
– Я говорю не о бывшем губернаторе. Не о нынешнем исполняющем обязанности. Не о политической обстановке в стране. Я о людях, которые просто хотят, чтобы их уважали.
Кулагин набрал воздух в щеки и медленно выпустил из себя, будто обессилив от обсуждений последних событий года.
– Тебя почему так парит его уход?
– Мне на этого губера вообще абсолютно…
– Про корра я.
– А. Крутой он корреспондент потому что.
В этом он мне доверял. Я с плохими не работала.
– Тогда я буду искренне рад, если этот крутой корр сможет реализовать себя в другом хорошем издании. А наше издание будет просто продолжать делать свою работу. Хорошо, Маш?
Он злил всегда своим неприсутствием. Вроде бы здесь, а вроде бы сетку программы верстает, текст чей-то вычитывает, а вроде и о важном со мной разговаривает. Для меня важном, для него очередном.
– Сашка, я не против правил. Не против системы. Нет. Я просто хочу, чтобы от нас не уходили талантливые ребята. У нас за год сменился штат корреспондентов полностью. У нас неизменными остаются ты, я, два сценариста-внештатника с ипотеками, операторы и монтажеры, которым, по сути, всё равно, что снимать и что монтировать. Всё.