Выигрыши
Шрифт:
– Ладно, позовите офицера.
– Hasdala, – сказал красноречивый матрос. – Возвращаться на бак.
– Нет. Офицера.
– Орф, звать офицер.
– Сейчас.
Стараясь, чтобы матросы его не услышали, Фелипе спросил у Рауля, не лучше ли им сходить за остальными. Его немного беспокоил этот затянувшийся разговор, который никто из участников как будто не хотел ни продолжать, пи оборвать. Верзила с татуировкой смотрел с прежним безразличием, по Фелипе вдруг почувствовал неловкость от этого пристального взгляда, хотя и направленного поверх него, от этих глаз, добродушных и любопытных, но таких проницательных, что ему
– Ладно, – сказал Рауль, пожимая плечами, – наверно, ты нрав, лучше вернуться назад.
Фелипе пошел первым. Обернувшись в дверях, Рауль пронзил взглядом татуированного матроса.
– Офицера! – крикнул он, захлопывая дверь. Фелипе сделал несколько шагов вперед, а Рауль на миг замер у двери. В каюте раздался голос Орфа, визгливый и, как казалось, издевательский. Верзила захохотал так, что задрожало все кругом. Сжав губы, Рауль быстро отворил левую дверь и тут же показался вновь, держа под мышкой жестяную коробку, которую недавно осматривал. Быстро пробежав коридорчик, он догнал Фелипе уже у самого трапа.
– Скорей, – сказал он, прыгая через две ступеньки.
Фелипе с изумлением обернулся, думая, что за ними гонятся. Увидев коробку, он удивленно вскинул брови. Но Рауль, положив ему руку на плечо, подтолкнул его вперед. Фелипе рассеянно вспомнил, что именно на этом трапе Рауль впервые сказал ему «ты».
XXIV
Через час бармен обошел все каюты и палубу, объявляя пассажирам, что штурман ожидает их в читальном зале. Некоторые дамы уже отдавали дань морской болезни; дон Гало, Персио и доктор Рестелли отдыхали у себя в каютах, и только Клаудиа и Паула сопровождали мужчин, уже знавших о вылазке Рауля и Фелипе. Офицер, сухопарый и сдержанный, с трудом, но почти без ошибок изъяснялся по-испански, то и дело проводя рукой но своим седым волосам, подстриженным 'a la brosse [54] . Медрано без особых, правда, оснований решил, что он либо датчанин, либо голландец.
54
«Ежиком», щеткой (франц.).
Штурман пожелал всем приятного путешествия от имени «Маджента стар» и капитана «Малькольма», не имевшего в данный момент возможности лично приветствовать пассажиров. Он выразил сожаление, что служебные дела помешали ему встретиться с пассажирами раньше, однако понимает то легкое беспокойство, которое они вправе испытывать. Уже приняты все меры, чтобы сделать путешествие как можно приятней; к их услугам бассейн, солярий, гимнастический зал и зал с двумя столами, где можно играть в пинг-понг, «жабу» и слушать магнитофонные записи. Метрдотель возьмет па себя труд собрать пожелания и предложения, которые сфор-му-ли-ру-ют пассажиры, а офицеры, ра-зу-ме-ет-ся, всегда будут в их распоряжении.
– Некоторые дамы сильно страдают от морской болезни, – сказала Клаудиа, нарушая неловкое молчание, наступившее после слов штурмана. – На пароходе есть врач?
Офицер заверил, что врач не заставит себя ждать и вскоре явится к больным и здоровым. Медрано, дождавшись удобного момента, вышел вперед.
– Очень
– Во-во! – крикнул Пушок, уже слегка позеленевший от качки, но державшийся, как подобает настоящему мужчине.
– Господа, – сказал офицер, – наша встреча должна была состояться раньше, но не состоялась в силу тех же причин, которые вынуждают нас временно… прекратить сообщение с кормой. Кстати, – добавил он поспешно, – там почти не на что смотреть. Команда, груз… Здесь гораздо комфортабельнее.
– А каковы эти причины? – спросил Медрано.
– Сожалею, но у меня приказ…
Приказ? Но ведь мы не в состоянии войны, – сказал Лопес. – Нас не преследуют подводные лодки, и вы, надеюсь, не везете атомное оружие или что-нибудь в этом роде. А может, везете?
– О нет. Что за мысль, – сказал офицер.
– А известно ли аргентинскому правительству, что мы плывем в таких условиях? – продолжал допытываться Лопес, смеясь в душе над своим вопросом.
– Видите ли, переговоры о фрахте осуществлялись в последний момент, и технические вопросы остались исключительно в нашем ведении. У «Маджента стар», – добавил он со сдержанной гордостью, – традиция первоклассно обслуживать пассажиров.
Медрано понял, что теперь разговор будет топтаться на месте.
– Как зовут капитана? – спросил он..
– Смит, – ответил штурман. – Капитан Смит.
– Так же, как меня, – сказал Лопес, и Рауль с Медрано рассмеялись. Штурман решил, что ему не верят, и нахмурил брови.
– А раньше его звали Ловатт, – сказал Рауль. – Ах да, вот еще. Могу я послать телеграмму в Буэнос-Айрес?
Прежде чем ответить, штурман подумал. К сожалению, беспроволочный телеграф «Малькольма» не принимал частных поручений. Вот когда они сделают остановку в Пунта-Аренас, можно будет воспользоваться почтой… Однако тон, каким он закончил фразу, заставлял думать, что к тому времени Раулю уже не понадобится никому телеграфировать.
– Это временные обстоятельства, – добавил офицер, жестом приглашая всех примириться с этими обстоятельствами.
– Позвольте, – сказал Лопес, все более раздражаясь. – Мы, собравшиеся здесь, не имеем ни малейшего желания испортить себе приятное путешествие. Однако лично мне представляются совершенно неприемлемыми методы, которыми пользуется ваш капитан или кто он там есть. Почему от нас скрывают причину, по которой нас держат взаперти в носовой части парохода? Да, да, не делайте, пожалуйста, такого скорбного лица.
– И еще одно, – сказал Лусио. – Куда мы отправимся после Пунта-Аренас? И почему мы там останавливаемся?
– О, в Японию. Очень приятное путешествие по Тихому океану.
– Мама миа, в Японию! – воскликнул Пушок, потрясенный. – Значит, мы не пойдем в Копакабану?
– Оставим маршрут на потом, – сказал Рауль. – Я хочу знать, почему нас не пускают на корму, почему я должен шнырять, точно крыса, в поисках прохода и натыкаться па матросов, которые преграждают мне путь.
– Сеньоры, сеньоры… – Офицер озирался, словно надеясь найти хоть одного человека, не примкнувшего к мятежу. – Поймите, пожалуйста, что наша точка зрения…