Выкорчеванная

Новик Наоми

Он уселся поглубже в огромном резном кресле, словно ему потребовалась опора и прикрыл рукой неулыбчивый рот. Решение зрело в нем как снежная лавина, копясь и копясь по крохотной крупице. Следующие свидетели могут говорить все, что угодно — он уже не станет их слушать. Он уже все решил. Я уже видела Касину смерть в его тяжелом, мрачном взгляде, и в отчаянии принялась оглядываться по комнате, разыскивая взглядом Солю. Рядом с ним, вцепившись в рукоять меча, стоял натянувшийся в струну принц Марек.

Соля встретился со мной взглядом и лишь развел руками, как бы говоря, я сделал все, что мог. Он наклонился и что-то прошептал принцу,

и когда закончил последний доктор. Марек произнес:

— Пусть вызовут свидетелем освобождения королевы Агнешку из Дверника.

В конце концов, именно этого я и добивалась. В этом была причина моего приезда и моего сражения за внесение моего имени в реестр. Все посмотрели в мою сторону, даже нахмурившийся король. Но я до сих пор не знала, что я им скажу. Какие мои слова о том, что королева не осквернена, могли что-то значить для короля и для всех этих придворных? Им совершенно нет дела до того, что я могла бы рассказать о Касе.

Может быть, если я попрошу, Соля согласится попробовать произнести со мной заклинание Призывания. Я решила так и поступить, представив, как яркий белый свет покажет всему двору правду. Но… королеву уже проверяли вуалью святой Ядвиги. И все видели заклинание Сокола. Король увидел бы, что она не осквернена. Дело было вовсе не в правде. Придворным вовсе не нужна была правда, и король не хотел правды. И какую бы правду они не услышали от меня, они могут ее проигнорировать так же просто, как все остальное. Она не изменит их отношение.

Но я могу показать им что-то абсолютно иное. То, что они действительно хотят. Наконец-то я поняла, что им нужно. Они хотели узнать. Они хотели понять, как это было. Хотели почувствовать себя частью этого, частью освобождения королевы. Хотели стать частью легенды. Это не правда, не нечто похожее, но это возможно убедит их сохранить Касе жизнь.

Я закрыла глаза и вспомнила заклинание иллюзии: «Проще, чем настоящая армия», — говорил Саркан. Когда я начала произносить заклинание, я поняла, что он был прав. Вырастить иллюзорное то самое пугающее очаговое дерево оказалось не сложнее, чем цветок, и вот оно уже с легкостью поднимается от мраморного пола. Кася судорожно затаила дыхание, какая-то женщина закричала, где-то в зале с грохотом попадали стулья. Я отстранилась от посторонних шумов, и позволила заклинанию плыть под мою мелодию, подпитывая его силой и слабостью, этот плотный сгусток страха так и не рассосался в моем животе. Очаговое дерево продолжало расти, раскидывая свои мощные серебристые ветви по залу, потолок пропал в тени шелестящей серебристой листвы и разлился ужасная вонь фруктов. Мой живот перевернулся, и по траве перед моими ногами покатилась отрубленная голова Яноса и остановилась у разросшихся корней.

Все придворные с криками отпрянули и вжались в стены, и все равно они исчезали, пропадали. Да и окружающие стены тоже пропали, растворились в обступившем лесу и в лязге стали. Встрепенувшийся Марек встревоженно обернулся и поднял меч: на него надвигался серебристый богомол. Клешня чудовища опустилась на его плечо, лязгнув по яркому стальному доспеху. Из травы под ногами в небо смотрели трупы.

Внезапное потрескивание огня, и мой взгляд заслонило потянувшееся облако дыма. Я развернулась к стволу и увидела пойманного деревом Саркана, которого затягивала кора. «Давай, Агнешка», — а в руке у него красным отблеском светилось пекло. Я инстинктивно потянула к нему руку, вспомнив все ужас и боль, и на мгновение… всего лишь на миг, он не был иллюзией, не просто иллюзией. Он удивленно нахмурился в ответ. Его взгляд как бы говорил: «Что ты творишь, идиотка?» — и каким-то образом это был он собственной персоной. На самом деле. А потом между нами пронесся очищающий огонь заклинания, и он исчез. Остались лишь иллюзия его присутствия, и пламя.

Я положила руки на ствол дерева, с которого словно с перезревшего помидора сползала, трескаясь и скручиваясь кора. Кася, настоящая, оказалась рядом со мной. Ствол начал открываться, треснув, под ее руками. Она отрывала куски дерева, и изнутри, пошатываясь, шагнула королева, протягивая нам навстречу руки и умоляя о помощи. Ее лицо внезапно ожило и было наполнено ужасом. Мы подхватили ее и вытащили наружу. Я слышала, как Сокол выкрикивает заклинание огня и вдруг поняла, что это настоящее заклинание, хоть мы и не были в настоящей Чаще. Мы были в королевском замке.

Как только я это вспомнила, заклинание иллюзии начало ускользать из-под моего контроля. Дерево обратилось в пепел, а занявшийся у его корней огонь охватил пламенем всю окружающую Чащу. Тела павших поглотила почва, мелькнув напоследок лицами, всеми до единого, прежде, чем над ними сомкнулись мраморные плиты. Я проводила их взглядом залитых слезами глаз. Я даже не подозревала, как хорошо запомнила солдат, чтобы их воспроизвести. И когда пропала последняя тень от листьев мы вновь очутились в королевском дворце перед троном. Ошарашенный увиденным король стоял на возвышении.

Сокол, тяжело дыша, обернулся вокруг, оглядываясь с язычками пламени, пляшущими над его ладонями и капающими на мраморный стол. Принц Марек тоже обернулся, выискивая пропавшего вдруг врага. Его меч вновь очистился, доспехи засверкали чистой и ровной поверхностью. Королева с широко раскрытыми глазами, содрогаясь всем телом, стояла посредине зала. Весь двор впечатался спинами в стены и жался друг к другу, насколько можно расчистив вокруг нас пространство. А я… я опустилась на колени, сжав руками живот, чувствуя приступ тошноты. Ни за что на свете я бы не захотела снова вернуться обратно в Чащу.

Марек пришел в себя первым. Тяжело дыша, он шагнул вперед к трону:

— Вот от чего мы ее избавили! — крикнул он, обращаясь к отцу. — Вот то зло, с которым мы сражались, чтобы ее спасти, и цена, которую мы за это заплатили! Это зло, которому ты служишь, раз не… Я не хочу чтобы так было! Я хочу…

— Довольно! — прикрикнул на него король. Он был бледнее мела.

Лицо Марека стало пунцовым от гнева и жажды крови. Меч до сих пор был сжат в его руке. Принц шагнул к трону. Глаза короля расширились. Его щеки залила краска гнева, и он махнул рукой шестерым стражникам, окружавшим возвышение.

Внезапно королева Анна выкрикнула: — Нет!

Марек обернулся к ней. Она неловко шагнула вперед, ее ноги почти не слушались, словно ей требовалось делать усилие, чтобы их сдвинуть с места. Марек смотрел на нее. Она сделала еще один шаг и взяла его за руку:

— Нет, — повторила она. Она потянула его готовую подняться руку вниз. Он сопротивлялся, но она подняла на него глаза, и его обращенной вниз к ней лицо внезапно стало детским: — Маречек. Ты уже спас меня.

Его рука опустилась вниз, вцепившись в нее, королева медленно повернулась к королю. Он смотрел на нее сверху вниз. Ее лицо было бледным в обрамлении облака коротких волос.