Выкорчеванная
Шрифт:
— Чаща так и так их получит! — произнесла я. — Может ты что-то сделаешь?
— А я и делаю, — ответила Алёша, снова опуская меч в огонь. Пока мы тут сидели она повторила это действие уже четвертый раз, что на мой взгляд не имело смысла. Я не видела раньше, как куют мечи, но зато часто видела кузнеца за работой. Мы все любили наблюдать, как он кует косы и воображали, что это мечи. Мы находили палки и сражались ими в притворных битвах вокруг дымящей кузницы. Так что я знала, что не нужно повторно закалять клинок, но Алёша достала меч из пламени на наковальню, и тут я поняла, что она вколачивает в сталь заклинания. Ее губы постоянно шевелились, пока она работала. Это было странное волшебство, потому что оно не было закончено.
Темная сталь появлялась из воды, отполированная водой, капающей на пол. От нее исходило странное ощущение голода. Когда я присмотрелась хорошенько, я увидела длинную расщелину в земле с острыми камнями на дне. Этот меч не был похож на другие волшебные клинки, с которыми приехали солдаты Марека. Он хотел выпивать жизни.
— Я кую его уже сто лет, — пояснила Алёша, держа его в руках. Я посмотрела на нее, с благодарностью отводя взгляд с этой вещи. — Я начала его, когда погибла Ворона, и Саркан перебрался в Башню. Сейчас в нем куда больше заклинаний, чем железа. Меч лишь помнит когда-то заданную ему форму, и не продержится дольше пары ударов, но это все, что нужно.
Она снова вернула его в горн, и мы сидели, наблюдая за ним — длинный язык тени, лежащий в языках пламени.
— Та сила, скрытая в сердце Чащи, — медленно произнесла Кася, не сводя глаз с огня, — он может ее убить?
— Этот меч может убить все, что угодно, — ответила Алёша, и я ей поверила. — Если только мы сумеем поднести его к ее шее. А для этого, — добавила она, — нам потребуется куда больше ста человек.
— Можно попросить королеву, — внезапно предложила Кася, и я захлопала глазами. — Я знаю, есть лорды, которые присягали лично ей. Пока мы были заперты вместе, десяток из них пытался прорваться, чтобы обновить оммаж, [3] однако Ива не позволила им войти. У нее должны быть солдаты, которых она может дать нам, вместо того, чтобы посылать их на Росию.
3
феодальная клятва верности — прим. переводчика
И она наверняка захочет вырубить Чащу. Пусть Марек, и король, и весь двор меня не слышат — возможно услышит она.
Так мы с Касей оказались у дверей большого зала заседаний: королева снова была там, но теперь принимая участие в военном совете. Стражники могли меня пропустить, они уже знали, кто я. Скосив глаза, они наблюдали за нами одновременно нервно и с любопытством, словно я ни с того, ни с сего могу взорваться от волшебства, словно перезревший чумной фурункул. Но я не хотела входить. Мне не хотелось влезать в спор между магнатами (крупные землевладельцы — прим. переводчика) и генералами о том, как получше погубить десять тысяч душ и стяжать славу, пока посевы гниют на корню. Мне не хотелось снова оказаться оружием в чужих руках.
Поэтому мы ждали снаружи и прижались к стене, когда совет закончился, и изнутри хлынул поток лордов и военных. Я думала королева выйдет следом вместе со слугами, которые помогали ей ходить. Но вышло иначе: она оказалась в середине толпы. На ней была надета диадема — тот самый золотой обруч, над которым работал Рагосток. Свет отразился от золота и рубины засияли в ее золотистых волосах. На ней был красный шелковый наряд, и все придворные суетились вокруг нее словно воробьи вокруг птицы-кардинала. Позади всех вышел король, тихим голосом переговариваясь с отцом Балло и еще двумя советниками.
Кася оглянулась на меня. Нам бы пришлось пробиваться сквозь толпу придворных, чтобы добраться до нее — наглость с нашей стороны, но мы могли бы это устроить. Кася проложила бы нам дорогу. Но королева выглядела абсолютно иначе. Скованность, как и ее молчание почти пропали. Она кивала окружающим ее лордам, улыбалась. Она снова стала одной из них, актером, исполняющим на сцене пьесу, не уступая любому из них в изящности. Я не шевелилась. Она мельком скользнула глазами почти прямо по нам. Я не пыталась встретиться с ней взглядом. Вместо этого я схватила Касю за руку и оттащила обратно к стене. Что-то удержало меня, как инстинкт заставляет мышь прятаться в норке, чувствуя дуновение от взмахов крыльев совы над головой.
Бросив на нас последний взгляд, стражники последовали за придворными. Коридор опустел. Я стояла, трясясь от страха.
— Нешка, — позвала Кася. — Что с тобой?
— Я совершила ошибку, — ответила я, не зная точно, какую, но уверенная, что что-то сделала не так. Я чувствовала пугающую уверенность, которая прокатилась по мне сверху вниз словно падающая в глубокий колодец монетка. — Я совершила ошибку.
Возвращаясь в мою комнатку, Кася шла за мной по коридорам, узким лестницам, под конец почти бежала бегом. Она смотрела на меня беспокойными глазами, пока я запирала дверь, прислонившись к ней спиной словно прячущийся ребенок.
— Это все из-за королевы? — спросила Кася.
Я посмотрела на стоящую посередине комнаты подругу, освещенную пламенем очага, позолотившим ее кожу и волосы. На какое-то мгновение мне она показалась незнакомкой с Касиным лицом. На мгновение я пустила внутрь себя темноту. Я отвернулась от нее к столу. У меня здесь было несколько сосновых веток, которые я решила держать под рукой. Сорвав пригоршню сосновых иголок, я подожгла их от камина и вдохнула дым, острый горьковатый запах и прошептала свое очищающее заклинание. Странное чувство исчезло. Кася с несчастным видом сидела на кровати. Я виновато посмотрела на нее — она заметила мелькнувшее подозрение в моем взгляде.
— Я подумала тоже самое, — произнесла она. — Нешка, меня следует… может быть и королеву, нас обеих, следует… — ее голос дрогнул.
— Нет! — отрезала я. — Нет. — Но я не знала, как поступить. Я сидела у камина, тяжело дыша от страха. С внезапным порывом я повернулась к огню, сложила чашечкой ладони и произнесла мое прежнее учебное заклинание иллюзии. Маленький и не желавший расставаться с большим числом колючек розовый кустик начал отращивать неуклюже карабкающиеся ветки по краям каминной решетки. Медленно напевая, я придала ей аромат и призвала кучку гудящих пчелок. Краешки листиков чуть загнулись, пряча божьих коровок. Тут я вызвала рядом с розой образ Саркана. Я вспомнила его ладони под моими: длинные тонкие осторожные пальцы, гладкие мозоли от пера, тепло, исходящее от его кожи — и он обрел плоть сидя рядом со мной у камина и одновременно в его библиотеке.
Я напевала свое заклинание иллюзии снова и снова, наполняя его устойчивым серебристым ручейком силы. Но это не было похоже на вчерашнее очаговое дерево. Я смотрела в его лицо, в его темные хмурые сердито смотрящие на меня глаза, но это не был по-настоящему он. Я поняла, мне нужна не просто иллюзия: не его образ, не его запах или голос. Не потому ожило очаговое дерево в тронном зале. Оно выросло из моего сердца, из моего страха и памяти, из опаляющего ужаса в моем животе.
Роза в моих руках расцвела. Я посмотрела поверх лепестков на Саркана, и позволила себе почувствовать его руки на моих руках, те места, которых едва коснулись его кончики пальцев, соприкосновение наших ладоней. Я позволила себе вспомнить его тревожащее дыхание, шорох его шелкового наряда и кружев между нашими телами, его фигуру напротив во весь рост. Я позволила себе вспомнить свой гнев, все, что я узнала, о его секретах и тайнах. Я отпустила розу и схватилась за лацканы его кафтана, чтобы встряхнуть его как следует, чтобы накричать на него, чтобы поцеловать…