Выкуп
Шрифт:
Обе девушки были с ним откровенны во всём. Кристл, например, с увлечением рассказывала ему о своих прежних парнях – их постельных пристрастиях и анатомическом строении тела. В самый интимный момент она могла засмеяться и воскликнуть:
– О, Питер делал то же самое! – Или: – У тебя получается это лучше, чем у Майка!
Когда Олег, ещё в начале их встреч, сказал ей, что его не очень интересуют прежние кавалеры Кристл, она удивилась и тут же нашла этому объяснение:
– Ты русский, потому такой недемократичный и зажатый! Боишься признаться сам себе, сексуально раскрепоститься. Но я помогу тебе, не бойся!
Олег не стал её ни в чём разубеждать, понял – это бесполезно. Джини была умнее, тоньше, но тоже
– У меня сейчас период приобретения сексуального опыта, – обсуждала она с ним свои дальнейшие планы. – И теоретический, и практический. Когда я встречу того, с кем рядом смогу высоко подняться, я должна быть во всеоружии. Мой мужчина должен быть без ума и от моего ума, и от моего тела.
Она рассуждала об этом с деловитой откровенностью, считая, что Олег её понимает и поддерживает. Когда же он сказал Джини, что чувствует себя несколько униженным в качестве предмета её самосовершенствования, она заявила:
– Вот-вот, это твой русский комплекс: «униженный и оскорблённый»! Если бы я не читала Достоевского, я бы не поняла тебя. Эти ваши душевные смятения, поиски смысла жизни – это очень интересно для психологии. Но в реальном мире чувства должны подчиняться разуму.
Джини, кстати, не раз бравировала своим знанием русской литературы – она искренне хотела сделать приятное Олегу. Ему же было смешно слушать её рассуждения: они были как две капли воды похожи на сентенции других «знатоков» русской литературы. И, как у всех здесь на западе, эти знания ограничивались двумя-тремя книгами лишь двух писателей – Достоевского и Толстого.
Джини тоже хотела помочь Олегу стать раскрепощённым европейским человеком. Он принял правила игры, но уже не пытался пробиться к её душе.
К душе Аринки ему не нужно было пробиваться. «Слияние душ и сердец!» – до их встречи Олег назвал бы подобную фразу банальной, теперь же он часто мысленно повторял её и понимал глубинный смысл. С этой девочкой он был близок так, как ни с одной из своих интимных подруг. У них с Аринкой не было физической близости, и Олегу почему-то не хотелось это форсировать. Просто он знал – всё у них будет, и непременно на всю жизнь!.. Но на другой день после страшной гибели Кости, оставшись наедине, они обнялись, и в тот же миг Олег понял: ни он, ни она не хотят больше разжимать объятия!
В доме никого не было. Отец со вчерашнего дня, как поехал на место аварии, так домой не возвращался. Олег держал с ним связь по телефону и знал, что тот был в морге, в управлении милиции, в пожарной лаборатории, а ночевал дома у подполковника Кандаурова. Под утро он всё же заскочил ненадолго, принял ванну, переоделся и сообщил Олегу, что приставил к нему телохранителя. Олег не стал возражать – видел, как плохо отцу. Потом Барков вновь уехал в прокуратуру, где завели дело о расследовании несчастного случая.
Олег тоже чувствовал себя подавленно. Что с того, что он не любил особенно Костю! Тот был его братом, единственным, кстати. Внезапная его гибель легла тяжестью на сердце молодого человека. Он не ездил с отцом к месту гибели Кости, не мог себя заставить. И теперь, когда вместе с девушкой зашёл в пустую квартиру, вдруг как-то по особенному ощутил её тишину и пространство. Да, Костя здесь не жил, но бывал часто. Теперь уже не будет – никогда… Он поднял глаза на Арину, хотел сказать ей что-то, но вместо этого вдруг обнял – сильно и неожиданно страстно, словно ища в объятиях этой хрупкой девушки защиту и успокоение.
Потом Аринка ему сказала:
– Ты, Олежка, когда обнял меня, я сразу поняла, как тебе плохо, жутко, одиноко. И поняла, что словами не смогу объяснить, что все твои несчастья – и мои тоже. Да разве словами скажешь! А теперь ты и сам это
А он и теперь не нашёл слов – потянулся к ней, стал целовать, а голова кружилась от нежности. И только одна мысль крутилась: «Господи, я ведь у неё первый мужчина! Как это прекрасно – быть первым…»
Всё произошло только вчера. Теперь, когда Аринка вышла из двери консерватории, оглянулась, увидела его и, улыбаясь, побежала навстречу, Олег просто смотрел на неё и был счастлив. Он не думал ничего такого: вот, мол, идёт единственная на свете девушка, которую я люблю… Ему не нужно было об этом думать: ощущение того, что он счастлив, жило в нём каждый миг – со вчерашнего дня. Случайно, краем глаза увидев в стороне своего телохранителя, о котором он совсем забыл, Олег чуть было не махнул ему рукой – уходи! И правда: жизнь так хороша, даже не смотря на несчастные случаи! Какая же тут может быть опасность?..
Глава 27
Бампер лежал, закинув руки за голову, не спал. В комнатах родителей и сестры было тихо, темно – ещё бы, третий час ночи! Из окна, распахнутого настежь, тянуло прохладным ветерком, захотелось курить, и он, не вставая, зажёг сигарету, затянулся. Хорошо, что у него была эта комната, своя, и он никому не мешал. Вообще-то квартира у них двухкомнатная, но когда дети подросли и физически развитый юноша стал тяготиться соседством младшей сестры, и от этого злиться, родители решили переделать кухню в ещё одну комнату. Газовую плиту переставили в коридор, благо он был довольно большим, и получилось отлично – по отдельной комнате сыну и дочери.
… Девочку по имени Арина он почти что боготворил. Если бы его спросили – почему? – Бампер вряд ли смог объяснить. Однако это было совершенно точное чувство: ведь она, по сути, вдохнула в него дух, дала цель в жизни. Хотя сама даже не подозревала об этом. Всё произошло давно, в детстве, когда Бампера ещё звали Сашей Сок'oлиным, когда Аринке было десять, а ему тринадцать лет.
В то лето, как и все предыдущие школьные годы, родители отправили его отдыхать в пионерский лагерь. Лагерь был заводским, одним из лучших в городе. Сашка любил здесь бывать, возвращался каждый год, как домой. В лесу, на большой огороженной территории, стояли двухэтажные каменные и одноэтажные деревянные корпуса. Младшие отряды занимали каменные, а старшие – деревянные домики, в большой шумной столовой кормили четыре раза, да так, что домой ребята возвращались, прибавив в весе. Вообще в лагере было интересно: устраивались праздники, спортивные соревнования, походы, военная игра «Зарница», вечерами часто разжигали большой костёр на поляне и пели песни под баян одного из пионервожатых… Интересно-то, интересно, но только всё это придумывали для них взрослые – воспитатели и пионервожатые. И только все вместе, самому ни на речку не пойди, ни в лес, к старым окопам, где, может быть, если порыться, можно найти патроны. Когда Сашка был помоложе, он спокойно принимал эту дисциплину, а в тот год что-то ему очень скучно было, тем более что «Зарницу», которую он любил больше всего, почему-то отменили.
Саша был в самом старшем отряде и девочку из среднего отряда заметил только потому, что она всё время ходила с книжкой. Сам он книг не любил, читал только то, что задавали по школьной программе, да и то – так, чтобы только ответить кое-как и забыть. Скукота жуткая! Но на книгу этой девчонки обратил внимание: она оставила её на минуту на скамейке, а он проходил мимо. На обложке были нарисованы два индейца с перьями в волосах, плывущие по реке на лодке, и ещё какой-то человек, наверное охотник – в куртке с бахромой и длинным ружьём. Он поднял ружьё над головой и грозил им другим дикарям, догонявшим их на другой лодке… Сашка видел фильмы об индейцах, они ему нравились. Он засмотрелся на картинку, а в это время девочка подошла, спросила: