Выпашь
Шрифт:
— Верно, ее затея, — брезгливо садясь в коляску, сказал Петрик. — Ей бы жидовскую балагулу подать, ту сумела бы обрядить.
Замятин, коренной русак, — он сам был курянин — Курской губернии, — в доме держал русский тон. Ничего китайского или японского. Ничего из Шанхая или Нагасак. Никаких шелков, вышивок, лака, слоновой кости или клуазонне. Все из Петербурга и Москвы. Прислуга тоже у него была русская.
Ранцевых встретил лакей из запасных заамурцев в чистой белой рубахе, подпоясанной зеленой шелковой ширинкой — по-московски, как у Тестова в трактире ходят половые, и горничная в кружевной наколке и белом переднике с фестонами
В гостиной, где их встречали хозяева, Валентине Петровне бросились в глаза безвкусица и смешение стилей. Фальшивые Обюссоны лежали на полу, по стенам были развешаны поддельные гобелены. Между ними в широких золотых лепных рамах висели пейзажи: зеленые парки с прудами, поросшими ряской, с отразившимися в них белыми березками "под Волкова" и дворики с лучом солнечного света на гнилых досках забора "под Левитана". Над диваном в черной раме висела хорошая копия Поленовской "Христос и грешница".
Старый Ржонд, перехвативший Ранцевых до хозяев, — он хотел «шаперонировать» им — шепнул Петрику:
— Не сочти, миленький, сию картину за веревку в доме повешенного.
Замятин, среднего роста, плотный человек, в русой мягкой бородке, сероглазый, веснушчатый в пикейном белом жилете и кителе чортовой кожи нараспашку, шаркающей походкой подкатил к Валентине Петровне.
— Как я рад вас видеть у себя, дорогая, — фамильярно обратился он к ней. — Матильда! — Валентина Петровна!
Матильда Германовна, разговаривавшая с генералом Заборовым, спокойно и величественно подошла к Ранцевым. Ей было под сорок. Она была красива той тяжелой, властной красотой, какой бывают красивы еврейки. Большие, миндалевидные, черные, томные глаза в глубоких синих обводах, с длинными в полмизинца, загнутыми густыми ресницами горели. Размах тонких бровей был правилен. Тяжелые, жирные, не очень опрятные волосы были убраны в модную прическу. Высокая, крупная, в меру полная, с открытой грудью, в ожерельи, она сразу обращала на себя внимание. Лицо было подкрашено. Румяные губы алчно улыбались. Тонкий нос с шевелящимися ноздрями выдавал ее восточное происхождение. На ее лице играла торжествующая, хищная улыбка. Она смотрела на Петрика, как богиня на жертву.
— Такая должна была быть Саломея, — шепнул Старый Ржонд Петрику и повел его навстречу Матильде Германовне.
— Вот вам, Матильда Германовна, и наш казарменный отшельник, — сказал он громко.
— Мы знакомы с мосье Ранцевым. Я его в церквэ видала на свадьбе, — жестко сказала хозяйка.
Гостиная была полна гостей. Но дам было мало, как и везде на Дальнем Востоке.
Была толстая, осанистая, в каком-то пестром платье — вероятно модели Харбинского портного-китайца — жена генерала Заборова, «обожавшая» карты и лото, и еще — очень тонкая, чернявая, совсем оса на задних лапках, жена одного инженера — и докторша Березова. Остальные, а было еще человек пятнадцать, были мужчины. Хозяева никого не представляли Ранцевым.
Петрик в толпе гостей узнал адютанта Ананьева, отрядного доктора Березова в черной прямой «ассирийской» бороде, следователя барона Ризена, проезжего — про него много говорили "на линии" — ученого батюшку в чесучовой рясе с большим академическим крестом, подрядчика Барышева в русской поддевке до колен и в высоких сапогах.
Остальные были инженеры. Одни были в форменных кителях с инженерными петлицами с топором и якорем, другие в легких летних штатских костюмах. Преобладал белый цвет, не шедший к тяжелой и аляповато убранной гостиной.
Отвыкшие от большого общества Ранцевы растерялись немного.
Матильда Германовна овладела Валентиной Петровной и повела ее к дивану, где молодой человек в пенснэ что-то с жаром рассказывал осе на задних лапках и двум пожилым инженерам.
Молодого человека представили Валентине Петровне.
— Имел удовольствие с супругом вашим осматривать Шадринскую заимку сейчас после преступления… Следствие в моих руках. И я все раскопал. Удивительное необычайное преступление… И уже все раскрыто. Вот я о нем и рассказываю.
— Ах, очень, очень интересно! — пожимаясь узкими плечами, жеманно сказала "оса на задних лапках". — Садитесь, душечка. Барон нам снова расскажет начало.
Странное волнение охватило Валентину Петровну. Она села в кресло и стала слушать.
Ей казалось, что она знает гораздо больше, чем этот торжествующий своим удачным расследованием судейский чиновник.
ХХV
— Это, господа, необычайно интересное преступление. Это смесь самого низкопробного садизма с религиозным фанатизмом. Оказывается, — с полгода тому назад Шадрин встретил в лесу зимою… Заметьте, господа, ужасно там глухое место — двух женщин и с ними мужчину лет около пятидесяти. Это явление — это мое, господа, предположение, мой синтез, догадка моя — так его поразило, что он стал перед ними на колени и начал креститься.
— Но, позвольте, кто же это все видел? — спросил инженер с петлицами статского советника.
— Я допрашивал офицера Кудумцева и потом одного китайца, соседа Шадрина, владельца ханшинного завода. Оказывается Шадрин одну из встречных дам признал за богородицу…
— Китайская богородица, — пожимая плечами, сказала оса на задних лапках.
— Да… Представьте… Там — так говорили китайцы — даже чудеса бывали… А в общем все сводилось к хлыстовщине, к радениям… Туда, оказывается, много народа шаталось. И деньгами и натурой жертвовали. И вот… я полагаю… что там… как бы сказать при дамах…
— Да говорите, что уже тут… не институтки сидят, — полыхнула большим животом генеральша Заборова.
— По-видимому так… Обладай — а я тебя потом задушу.
— Сама и душила? — спросила, сжимаясь комочком от ужаса и отвращения, оса на задних лапках.
— Возможно и сама… А вернее — тот, ее помощник, что всякие фокусы-покусы показывал и за чудеса выдавал.
— Что же? Нашли ее по крайней мере? — сказала генеральша. — Интересно было бы такую посмотреть. Чем взяла! Мне про Шадрина мой генерал рассказывал — кремень человек и душегуб… Это все, барон, Тургеневского "Степного короля Лира" напоминает… Вы помните?
— Как же!.. Евлампиевщина… Поскромнее только, по местному масштабу…
Китайские полицейские там же в лесу нашли очень уединенную фанзу. И в ней труп — очень разложившийся, но узнать было можно — женщины, и белой. И вот у нас предположение — не она ли?
Валентина Петровна задыхалась от волнения. Какой это все был ужас! Трупы ее преследовали и здесь. И где-то близко, казалось, был тот, кого она ненавидела. С трудом скрывая свое волнение, чужим, не своим голосом, задыхаясь, она спросила: