Выписка из журнала маневренных карточек (За период с 04.07.1977 по 17.11.1998)

Вишняков Павел

Спали они рядом, ели вместе, на любую работу их нужно было назначать вдвоем – все равно через какое-то время братья оказывались вместе. Так же сплоченно они противостояли попыткам годков обучить их уму-разуму. И вот это защитное поле, которым старший брат накрыл младшего, чувствовалось постоянно, даешь команду младшему – а старший рядом, прислушивается…

Отслужили они хорошо, привыкнуть к качке так и не смогли, но с вахт не бегали и блевотину за собой убирали сами. Уволились в один день, старший – главным старшиной, младший – старшиной первой статьи.

Такие дела.

Гришка

Начинал

службу я на скр-16 в губе Ара. Меня, с красным дипломом закончившего училище, мое распределение чрезвычайно удручало – в ночь выпуска вмешались таинственные силы из Главного штаба ВМФ, заменившие будущее место службы с АПЛ в Западной Лице на этот «танк».

Из 9 офицеров на корабле нас – лейтенантов одного года выпуска, – было четверо, что повергало командира капитан-лейтенанта Стратевича в жуткое раздражение, которое мы испытывали на своей шкуре часто и незакономерно.

Естественное объединение лейтенантов против окружавшей нас несправедливости возглавил изрядно послуживший (целых 5 лет!) механик Вова Никишев, ставший для нас главным советчиком, гуру и исповедником – и не только в вопросах службы, но и в распределении личного времени. «Паша, – говорил он, – Паша, какой музей (театр, кино), ты что, с ума сошел, мы идем в кабак.» И мы шли – любое наше появление в Североморске, Мурманске, в Гремихе сопровождалось походом в ближайшее питейное заведение, который заканчивался какими-то приключениями, слава Богу, без серьезных последствий.

Из одного такого похода в гремихинское «Северное сияние» – в быту «Промежность», т. к. кабачок был встроен между двумя зданиями, – мы и притащили этого пса, неосторожно кинув ему какой-то кусок хлеба, и став после этого для него самыми лучшими людьми на Земле. Бодренько побежав за нами сквозь метель по извилистой дороге от Островного до 23 причала, он вскоре обогнал нас и возглавил процессию, забегая вперед, останавливаясь и оборачиваясь…

На корабль он взбежал, не обращая внимания на засуетившегося вахтенного у трапа: «Куда, сукин сын!», и также невозмутимо по наклонному трапу спустился с нами в офицерский отсек.

Федя Стратевич был кем угодно, только не анахоретом – его широкая молдавская натура заполняла собой пространство любого ресторана-кафе-столовой, густые усы топорщились, шальные глаза горели, сканируя обстановку в поисках достойной спутницы на вечер… Неудержимая натура частенько вступала в противоречие с патрулями – повреждения, которые он наносил начальникам этих единиц гарнизонной службы, не могли быть скомпенсированы ни бутылкой шила, ни его вполне искренними извинениями на следующий день. Поэтому воинское звание «капитан 3 ранга» маячило перед Федей уже который год, и не давалось: уже пошиты новые тужурка и китель с заветными двухпросветными погонами и тремя средней ширины галунами на рукавах – но представления на присвоение звания натыкались на сводки о его бесчинствах, лежащие на столах высоких начальников.

Этим и объясняется та относительная легкость, которой командир отпускал нас на берег, оставаясь старшим на борту – надо переждать, не нарываться. Настроение это ожидание ему, конечно, не улучшало и, встречая нас со схода, он со знанием дела демонстрировал свое умение «сделать больно сразу всем».

Увидев пса, Федя покраснел и взревел, крайняя степень негодования подтверждалась

переходом всех глаголов в его речи в неопределенную форму, а существительных – в мужской род и именительный падеж. Пес присел на задние лапы, потешно замотал башкой, а из-под хвоста потекла струйка…

Такая реакция Федю озадачила и растрогала, усы разошлись в улыбке: «Не бойся-не бойся,» – он потянулся к псу рукой, а тот тут же перевернулся на спину и подставил свое лохматое брюхо. Командир был покорен, замирён, даже, наверное, умиротворен. В отсеке воцарился мир, а Гришка – так назвали эту смесь болонки со шпицем, – получил права гражданства.

Довольно быстро Гришка освоился – лучшими друзьями его были офицеры, закармливавшие эту жучку до отвала, мичманов, появлявшихся в поле зрения, он сопровождал подозрительным взглядом и утробным рычанием, а личный состав облаивал и таскал за штаны. Откровенная дифференциация собачьих предпочтений довольно быстро стала заметна, и Гришка периодически прихрамывал, получив увесистый пинок матросского башмака. Ночевал он в углу кают-компании, с запахом псины боролись, замывая Гришку большим количеством шампуней, помахивая хвостом, он выходил на подъем флага, сопровождая командира, качку не переносил – лежал на диване, накрыв нос передними лапами…

Частенько можно было видеть его, сидящем у трапа на причале, подбежит к тебе, подпрыгнет, получит порцию почесываний и бежит за тобой до аппарели причала. Проводит – и снова к трапу, а с командиром он всегда спускался в отсек, сопровождал его до каюты.

Не могу сказать, что служить стало легче, нет, но обстановка на корабле неуловимо изменилась, присутствие этого лохматого пса ощущалось, талисманом он нашим стал, что ли. Комбриг Бирюков и начштаба Соколов тоже попали под обаяние этого подхалима, и их первое решение «поставить пса на заданное углубление» потихоньку само собой отменилось за истечением срока действия приказания.

Жену Федор Андреевич Стратевич нашел на малой родине – в Молдавии, красивая, знойная женщина переживала по поводу фединого звания больше него самого и с южным пылом выпиливала ему мозги, о чем он сам неоднократно рассказывал за столом кают-компании с оттенком гордости за боевую подругу. Поэтому Феде приходилось всячески изворачиваться, утихомиривая супругу, все знакомые которой «уже давно майорши, а я всю жизнь на тебя потратила…» В один из таких периодов умопомрачения Стратевич и согласился взять на корабль её родного брата, служившего неподалеку от нашей бригады мичманом.

Назначенный главным боцманом корабля, мичман Фрипту быстро продемонстрировал главное качество своей натуры – он был зануда. Ну, такой, знаете – что-то рассказываешь, а он либо сам в чем-то подобном побывал, либо кореш его, перебивает тебя, лезет со своими выдумками… Плюс, фанаберии в нем было по самое темечко – ну как же, командир его зять! Он быстро научился от Феди так произносить слова «Товарищ лейтенант», что хотелось сунуть ему в ухо. Порядок на верхней палубе он, правда, навел – боцманята летали, медь блестела, трущиеся части были смазаны, резина побелена, матики сплетены, швартовые концы ухожены, бросательных было достаточное количество, и нехотя пришлось нам признать его состоятельность в морском деле… Но не нравился он нам все равно, и очень активно не нравился!