Выползина
Шрифт:
– Здравствуй, дорогой, – сказала Веронадя усталым тоном гражданской жены, которая пришла ставить условия железного бракосочетания. Поцеловала Фёдора в щёчку, для чего пригнула ближе к себе недавнего попутчика за галстук.
– Не хорошо, сын, – прогудел отец, – так долго скрывать такую очаровательную, обаятельную девушку от родителей.
– Пусть мы – несовременны, – поддержала мама, – пусть мы – консервативны, но, извини… находиться долгое время в близких отношениях и ничего не сообщать родителям? Это, Фёдор, несправедливый акт недоверия. Не ожидала от тебя, мой мальчик.
Если бы дорогая и любимая мама знала, какую аферистку впустила в дом, она бы, наверное, слегла с инфарктом. Будь благословенно неведение.
– Он такой у вас скрытный, Мария Васильевна, – вяло отмахнулась Вераснадей, – только в этой поездке, я и узнала, что у моего Феденьки, оказывается, такие замечательные родители. До этого я считала, что он круглая сирота и живёт в рабочем общежитие на Петроградской стороне.
– Как же так, Фёдор?! Оказывается, ты у нас – сирота петроградская?! – возмущённо прогудел за спиной отец, покачал осуждающе головой, отправился дочитывать вечернюю газету, отгадывать очередной кроссворд.
– Не ругайте его, – вступилась Вероника (это имя Фёдору пока больше нравилось), – он такой у вас стеснительный, скромный, неприспособленный к жизни. Но это, простите, Мария Васильевна, полностью ваша вина.
– Моя? Вина? – удивилась мама.
– Нельзя с таким усердием и любящим рвением опекать мужчин в зрелом возрасте, от этого они останутся на всю жизнь беспомощными подростками.
Учительница с сорокалетним стажем не нашлась, что и ответить нахалке.
За то Фёдор вдруг стряхнул оцепенение. Он отдохнул, выспался за эти дни, на работе, казалось, всё нормализовалось. Он принял игру коварной обольстительницы и выдал:
– Надя, которая Вера, которая Победа, когда ж ты успела перекраситься, любовь моя?
Вероника на мгновение опешила, услышав громкий и решительный голос бывшего попутчика, достойно отыграла мужскую тупость и сняла ленивым жестом парик, рассыпая по плечам свои великолепные, блестящие чёрные пряди волос.
– Милочка моя! – вскрикнула мама. – Разве можно прятать под париком такие замечательные локоны?!
– Женщина должна менять свой имидж. Иногда. Чтобы не наскучить любимому мужчине, – заявила Вероника, пригасила ресницами коварный взгляд.
Незаметно и одобрительно мама кивнула сыну, видишь, мол, какая умница и красавица пожаловала. И продолжила приготовление торжественного ужина для знакомства с возможной невесткой. Ей было приятно, что её сына, наконец, назвали мужчиной.
Нарезать морковь и лук Вероника напросилась сама, чем вызвала новое восхищение доверчивой мамы.
Фёдора раздирали дикие предположения о причине наглого визита этой великолепной стервы.
– Куртка моя тебе пригодилась, Вера, Надежда и Любовь – в одном флаконе?! – пошутил он.
Вероника скромно потупилась и пояснила для мамы.
– Знаете ли, сегодня днём Федя сбежал на часик с работы. Мы посетили сауну, что на улице Марата. Уединились вдвоём. Когда вышли, – моросило, и я стала зябнуть…
Такой наглой, мгновенной, лживой импровизации Фёдор давно не слыхивал, от женщины тем более. Если учесть, что он пришёл с работы в старом плаще, что снял в прихожей, в кухне стоял в пиджаке, – выходило, что до сауны, он шатался по Питеру в одной куртке. Осенью прохладно, но не до такой же степени.
– Твою плащёвку я сдавала в химчистку, дорогой. Джинсовку постирала. Всё выгладила, принесла, оставила в гостиной в пакете. В карманах, кстати, ты забыл документы и деньги. Такой ты у меня ещё безолаберный. Целую. Подпись: твоя Вэ.Пэ. Вера в Победу, – выдала скромница Вероника, потупила взор девственницы.
– Совершенно верно, – поддержала мама, – Феденька именно безолаберный. Каждый раз я расстраиваюсь, когда…
Фёдору надоело упражняться с Вероникой в лживых любезностях.
– Дорогая, если Вероника, можно тебя на минутку. Извини, мам, мы уединимся.
– На минутку? Может, не стоит так сразу, при родителях, – будто бы смущаясь, пролепетала Вероника. – Такой он у вас страстный!..
Добрая и доверчивая мама Фёдора замерла от изумления с открытым ртом, хотя настроилась на очередное ласковое пропесочивание сына, его мужских недостатков, тем более, при поддержке союзника одноименного полу. Старушка-мать смиренно вздохнула неизбежному. В любой дом, когда-нибудь вваливается подобная нахалка и уводит любимое дитя от материнских забот в неизвестность, а это всегда обидно и горько, сколько бы ребёнку не было лет – восемнадцать или сорок восемь.
Фёдор вытащил Веронику за руку в свою комнату и прошипел:
– Короче, интриганка, что тебе нужно?
– Ты бы никогда не отважился представить меня своим родителям! – вместо оправданий громко заявила Вероника, попыталась выдрать из захвата свое запястье. – Больно, дубина, отпусти, – прошипела она тихо.
– Убирайся! – потребовал Фёдор.
Вероника преспокойно оглядела его холостяцкую комнатёнку с книжными развалами по шкафам и полкам, с компьютером на письменном столе, с кроваткой, заправленной голубеньким, детским покрывальцем, на которой никогда не лежало ни одного женского тела… и завалилась на постель, открывая голые коленки. Глянула, запрокинув голову, на карту звёздного неба с созвездием Южного креста, прикрепленного на стене над изголовьем кровати.
– А я и не скрываю, что была замужем… два года! Это мой печальный, но необходимый жизненный опыт! – громко заявила для матёри Федора. Старушка, как бы ненароком, подслушивала у дверей комнаты. Много тише Вероника добавила:
– Верни, козёл, мою сумку! Твою взяла по ошибке, в спешке… Её пришлось оставить у мусорки на площади той станции… Ну, как её? Балаганово!
– Как оставить?! – взвился Фёдор. – А вещи?!
– Вещи почти все вынула…
– Что значит «почти»?! – прошипел Фёдор.