Выпуск 1.Том 4
Шрифт:
Люси снова кивнула:
— Я должна поехать в Таормину послезавтра. Правда, отдых можно отложить, но я могу пообещать быть в Брэкхемптоне только три недели. После этого я буду занята, так как уже условилась о работе.
— Этого достаточно, — сказала мисс Марпл. — Если в течение трех недель ничего не выясним, то всю эту затею нужно отбросить как совершенно пустую.
Мисс Марпл уехала. А Люси, немного поразмыслив, позвонила по телефону в бюро, заведующую которым она хорошо знала, чтобы подыскали место прислуги в Брэкхемптоне. Она объяснила, что хотела бы получить место в том районе, чтобы пожить поближе к своей «тетке».
После
— Это как раз то, что мне нужно, — сказала Люси уверенно.
Из бюро позвонили мисс Крекенторп, а мисс Кре-кенторп, в свою очередь, позвонила Люси. Через два дня Люси выехала из Лондона в направлении Рутерфорд-холла.
Управляя своей маленькой машиной, Люси Айлесбэроу въехала через широкие, внушительного вида железные ворота. Сразу же за ними находился небольшой домик привратника, теперь почти развалившийся то ли от повреждений, полученных во время войны, то ли просто от запущенности. Длинная петляющая дорога вела через густые, угрюмого вида заросли рододендронов к владению Крекенторпов. У Люси перехватило дыхание и сжалось от волнения горло при виде миниатюрного повторения Виндзорского замка. Каменные ступеньки у входа в дом делались с большим старанием, но гравийная дорожка уже давно заросла сорняками.
Она тронула старомодный чугунный звонок и услышала, как треск его эхом отозвался где-то в глубине дома. Неряшливо одетая женщина, вытирая руки о фартук, открыла дверь и смерила Люси подозрительным взглядом.
— Вас ждут? — спросила она. — Вы — мисс как-то там — Бэроу, так мне сказали?
— Совершенно верно, — ответила Люси.
В доме стоял невероятный холод. Женщина провела Люси через темную переднюю и открыла дверь направо, в довольно приятную гостиную со множеством книг и стульями, обтянутыми ситцем.
— Я доложу, — женщина вышла, закрыв за собой дверь и предварительно посмотрев на Люси взглядом, полным глубочайшего неодобрения.
Через несколько минут дверь снова открылась, и вошла Эмма Крекенторп. С первого взгляда Люси решила, что ей нравится эта женщина.
Эмма оказалась женщиной средних лет, без ка-ких-либо выдающихся внешних данных. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой, но одета она была со вкусом, в твидовую юбку и кофточку, темные волосы ее откинулись со лба, глаза смотрели спокойно и прямо, как у газели, тембр голоса очень приятный.
— Вы — мисс Айлесбэроу? — спросила она, протянув руку, и совершенно смутилась:
— Право, не знаю, подойдет ли вам это место? Мне не нужна экономка для руководства делами. Я ищу человека, который бы делал всю домашнюю работу сам.
Люси ответила, что в этом сейчас нуждается большинство людей.
Эмма Крекенторп сказала извиняющимся тоном:
— Знаете, многим кажется, что, чуть-чуть стерев пыль, они уже сделали свое дело. Но смахивать пыль я могу и сама.
— Я все прекрасно понимаю, — ответила Люси. — Вам нужно готовить и стирать, делать всю домаш-пою работу и топить котел. Все верно, я этим и занимаюсь. И не чураюсь никакой работы.
— Этот дом очень большой и, боюсь, не очень удобный. Конечно, мы с отцом занимаем лишь часть его. Отец — почти инвалид. У меня несколько братьев, но здесь они бывают не часто. Мне помогают две женщины, одна, миссис Киддер, приходит по утрам, вторая, миссис Харт, три раза в неделю делает уборку. А это ваша собственная машина?
— Да. Ее можно оставить на улице, если не найдется другого места. Ей не привыкать.
— О, что вы! У нас такое количество старых конюшен, об этом не беспокойтесь.
Потом, чуть нахмурившись, она сказала:
— Айлесбэроу — довольно редкая фамилия. Мои друзья, Кеннеди, говорили мне о какой-то Люси Айлесбэроу.
— Это я и есть. Я жила с ними в Северном Дэвоне, когда у миссис Кеннеди родился ребенок.
Эмма Крекенторп улыбнулась:
— Они говорили, что никогда так чудесно не жили, пока вы занимались их делами. Но вам платили довольно много, а плата, которую я назвала…
— Это меня не смущает, — ответила Люси. — Видите ли, мне крайне необходимо находиться сейчас поблизости от Брэкхемптона. Моя престарелая тетя, которая здесь живет, сейчас очень больна, и мне хотелось бы быть поближе к ней. Поэтому деньги для меня в данном случае дело второстепенное. А ничего не делать я позволить себе не могу, да и не привыкла. Могу я быть уверена, что у меня будет немного свободного времени?
— Да, конечно. От полудня до шести часов, если вас это устраивает.
— Чудесно.
— Мой отец, — сказала немного поколебавшись мисс Крекенторп, — пожилой человек и временами с ним бывает трудно. Он очень печется об экономии и иногда говорит такие вещи, которые легко выводят людей из равновесия. Мне не хотелось, чтобы…
Люси постаралась поскорее прервать ее:
— Я привыкла к пожилым людям со всякими характерами, мне всегда удавалось с ними ладить.
У Эммы Крекенторп отлегло от души.
«У нее нелады с отцом, — подумала Люси. — Бьюсь об заклад, что он старый брюзга».
Люси отвели большую темную спальню; маленькая электрическая печка изо всех сил старалась нагреть ее. А потом показали весь дом, большой и неуютный. Когда они проходили по коридору, голос из-за двери позвал:
— Это ты, Эмма? Приехала уже новая работница? Приведи ее. Я хочу посмотреть.
Эмма вспыхнула, и, как бы извиняясь, взглянула на Люси. Обе женщины вошли в богато убранную комнату, обитую темным бархатом. Через узкие окна проникало мало света, вся комната была заставлена тяжелой викторианской мебелью красного дерева.
Старик Крекенторп полулежал в инвалидном кресле, около него стояла трость с серебряным набалдашником. Это был крупный, но изможденный человек, кожа на его теле обвисла складками, а лицо напоминало морду бульдога с драчливым подбородком. У него были редкие темные волосы с проседью и маленькие сверлящие глаза.
— А ну-ка, дайте посмотреть на вас, молодая леди.
Люси приблизилась, спокойно улыбнулась.
— Одно вам следует сразу же себе уяснить: мы живем в большом доме, но это не значит, что мы богаты. Мы не богаты. Мы живем скромно, вы слышите? — скромно. Нет смысла приезжать сюда с мыслями о чем-то необычном. И не забывайте, что иногда и на безрыбье рак — рыба. Я не люблю транжирства. Я живу здесь, потому что этот дом построен моим отцом и нравится мне. Вот когда я умру, то пусть, если захотят, продают его. Я знаю, они так и сделают. У них нет никакого чувства семьи. Дом построен крепко, он прочный, вокруг все наше поместье. Мы чувствуем здесь себя отрешенными от городской суеты. Мы могли бы получить большую сумму, если бы продавали землю для строительства. Но этого не будет, пока я жив. Отсюда меня вынесут только ногами вперед.