Выпусти бурю
Шрифт:
Ее плечи опустились, отчаяние стало густым.
— Только одно существо может помочь тебе.
Она посмотрела на него, сердце трепетало.
— Ты про Шинрю?
— Если попросишь ее, она может помочь. Врать не буду, дитя, шансов мало. Она не шевелилась тысячи лет, кроме прикосновения силой.
Ее сердце забилось с надеждой.
— Но я могу попробовать.
— Она может не ответить, но спросить всегда можно.
Пайпер вскочила.
— Я должна попробовать. Я…
Хинотэ указал ей сесть. Она с неохотой опустилась, ощущая напряжение.
— Чтобы попросить Шинрю о
Отчаянная надежда и страх поражения сплелись в ней.
— Понимаю. Мы можем начать?
Он улыбнулся от ее нетерпения.
— Да. Начнем.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Пайпер плеснула водой в лицо, охнула от холода на коже. Она потянулась слепо к полотенцу, вытерла лицо и открыла глаза. На нее смотрело ее лицо с отполированной поверхности кристалла над чашей.
Ее глаза даже ей казались большими и беспокойными. Чешуйки на лбу сияли аквамарином, и ее глаза казались зеленее. Лицо было острым, кожа — бледной, как фарфор, без солнца. Пайпер похудела за две недели исцеления, и пара плотных обедов не исправила это.
Она стянула шнурком с бусинками свои рыжеватые волосы в пучок. Она не хотела, чтобы волосы мешали ей сегодня. Может, ничего не будет. Может, случиться хоть что-то. Может, будет нечто самое важное в ее жизни.
Она поднялась на ноги и отвернулась от зеркала, вышла в извилистый коридор. В воздухе она ощущала молчаливое волнение, все общество рюдзинов ждало того, что будет сегодня, хоть никто их них не помешает ее связи с Шинрю.
Хинотэ весь день до этого проводил с ней традиционный ритуал очищения рюдзинов, и она долго мылась в источниках под городом, медитировала пару часов и ела особую еду. Хинотэ заставил ее три раза провести медитацию, пока не удовлетворился ее спокойствием. Он отправил ее поспать и набраться сил.
Этим утром она ощущала покалывание нервов в животе, но не была дерганной, как сутки назад. Она не станет спокойнее, так что надеялась, что Шинрю поймет ее состояние.
Дракон забрал Эша уже две недели назад. Она знала, что он еще жив, потому что Сейя не вызвала Пайпер и Лира сигналом тревоги. Они поймут, если Эш умер… ведь Цви умрет вскоре после этого. Так что он жив, но ей было страшно думать, что он испытывает.
Две недели могли быть началом его рабства, если Шинрю не захочет помочь ей — или не сможет помочь. Если великий дракон не поможет… у Пайпер не было идей. Если Хинотэ был прав, то других вариантов не было. Или Шинрю, или ничего.
Глубоко дыша, чтобы успокоиться, она замерла перед шторой в кабинет Хинотэ и постучала пальцем по тяжелой ткани. Она ощутила приветствие Хинотэ в разуме, отодвинула штору и вошла.
Он сидел за низким столиком, свиток был расправлен перед ним. Она села на подушки напротив него и посмотрела на свиток — первый рисунок серебряного и черного драконов. Два чашки и кувшин фруктового сока стояли рядом со свитком, словно он знал, что она зайдет перед походом к реке.
Он без слов налил сок в чашки и вручил ей одну. Пайпер сделала глоток, сладкая жидкость окутала язык.
— Если я не справлюсь, — прошептала она, глядя на чашку, — если Шинрю не поможет, то Эша ничто не спасет. Он обречен, и я подведу его.
— Разум сильнее всего. Думай о том, что сейчас, а не о далеком будущем из «может» и «если». Даже сильные верой дрогнут, когда смотрят далеко.
Она разжала зубы и сделала еще глоток. Желудок сжался.
Хинотэ опустил чашку с тихим стуком.
— Хоть порой это может быть слабостью, любовь ведет сильнее всего, соперник ей — лишь ненависть. В наших легендах Шинрю всегда была любовью и состраданием, и если у тебя и есть качества, на которые она ответит, то это сила твоей любви.
— Не знаю, что говорит обо мне то, что моя величайшая сила — любовь.
— Любви не нужно стесняться, дитя. Она поддержит, когда ничего не осталось. Ты унаследовала любовь от деда, и это не первый день, когда она придает тебе сил сражаться, я уверен.
Пайпер медленно опустила чашку, подняв голову.
— Почему Вейовис покинул земли рюдзинов?
Плечи Хинотэ опустились со вздохом.
— Он выбрал изгнание.
— Он выбрал его?
— Даже в юности у Юуши было сильное сострадание, — он произнес настоящее имя Вейовиса, а не то, под которым его знали в легендах. — Деймон с другой территории, девушка, поранилась у нашей границы. Хоть это было против наших законов — жестоких, но необходимых для защиты народа — он исцелил ее, а не дал природе забрать ее. Он еще не видел деймонов другой касты. Он был восхищен ею, а она — им. Они встречались, сблизились… влюбились. Она была милой и храброй, с чистым сердцем, достойная любви. Но его любовь перекрыла мудрость, и он раскрыл ей многое о своем народе и доме. Она была с земель, что давно хотели захватить нашу территорию. Ее семья была высокого ранга, и они узнали про ее отношения с ним. Их жадность была сильнее верности семье, и когда она отказалась рассказать, что знала, они обрушили на дочь ужасную жестокость, пока она не раскрыла все.
Пайпер прижала ладонь к лицу, боясь отвечать.
Печаль Хинотэ пропитала воздух.
— Они ударили быстро, и впервые в нашей истории успешно атаковали один из наших скрытых городов — дом Юуши. Многие умерли. Мы одолели их, но большой ценой. Юуши был безутешен. Он принял вину за все смерти на себя и не мог выдержать горе и боль семей, потерявших любимых. Наша телепатия, наш источник утешения и поддержки, стала для него пыткой. Он ушел. Ушел подальше от дома от боли, что причинил, и покинул мир в поисках утешения в анонимности, где даже Шинрю не могла связаться с ним.
Сморгнув слезы, Пайпер ощущала груз печали Хинотэ в воздухе. Он заговорил об атаке на город, и она почти слышала крики и ощущала ужас невинных жителей. Когда он заговорил о боли выживших, она слышала сотни рыдающих голосов в голове.
— Много лет спустя он вернулся на наши земли. Мы приветствовали его, открыли сердца, но он был отдален. Он был далеко, многое видел, но все еще не мог справиться с грузом вины. Он не мог быть частью общего разума. Хоть он приходил, он не вернулся в общество.