Выродок (Время Нергала)
Шрифт:
— Не слишком ли многого вы требуете? Я вряд ли смогу доставить вам жертву и уж тем более не могу привести Успенского.
— Сможете, если захотите жить. Место для Жертвоприношения я уже выбрал. Прекрасное символическое место!
— Послушайте, — вдруг якобы вспомнил Любомудров, — вы не отомстили еще одному человеку. И можете это сделать. Я знаю, что он в городе, здесь. Если я найду его, вы отпустите меня?
— Мне перестает нравиться наш разговор. О ком идет речь?
— О докторе, о том докторе, которого вы не хотите вспоминать. Он здесь, и я могу через генерала,
— Ну что ж, — после некоторого раздумья сказал Нергал. — Он мне нужен, но пока я не продумал операцию до конца. Кстати, вы в любом случае останетесь в заложниках.
— Ну а как же я отыщу вам этого человека?
— Послушайте, Игорь Дмитриевич, мне совершенно ясно, что комбинация продумана вами заранее, скорее всего совместно с генералом и Тимохиным… Вы задумали ловушку. Но… этот человек для меня так важен, что я согласен! Но… с определенными условиями. Вы будете постоянно со мной. Мы с вами будем отныне неразлучны. Вы созваниваетесь с Тимохиным и генералом, сообщаете, что взяты мной в заложники. Они наводят нас на доктора. Дальше мы будем действовать в соответствии с конкретными обстоятельствами. А сейчас начинаем игру…
— Я могу звонить?
— Все в свое время. Пока мы просто выходим из дома рука об руку, словно добрые друзья. — Нергал направился к ванной, на ходу повернулся. — Не пытайтесь уйти. Я чувствую, как во мне растет напряжение. Дверь вы открыть не успеете.
Любомудров лихорадочно обдумывал возможные варианты спасения и ничего не мог придумать. Пока условия диктовал Нергал.
Через несколько минут ОН вышел. Внешность ЕГО разительно изменилась. Рыжие волосы были зачесаны назад, но так, чтобы не было видно ушей. Слегка измененная форма носа, огромная „мужицкая“ борода и седые усы делали ЕГО неузнаваемым.
Проблему транспорта ОН решил на этот раз вполне легально. Остановил частника и договорился на какую-то сумму.
Доехали они до Сосновой Поляны, как вдруг Он тронул водителя за плечо.
— Останови здесь. — ОН расплатился, и они вышли.
Нергал внимательно осмотрелся. Потом пошел вперед. Резко остановился, повернулся к Любомудрову.
— Планы меняются, — проговорил ОН. — Вы будете действовать от моего имени. — ОН снова медленно пошел вперед.
У журналиста сложилось впечатление, что Нергал знает район, неспроста остановился здесь. Сказать, что Любомудров нервничал, значило ничего не сказать. Его просто трясло. Он чувствовал, что стал участником какой-то страшной игры, в которой ему отводится немаловажная роль. Самое страшное, что журналист чувствовал свое полное бессилие. Он никак не мог остановить начавшийся помимо его воли ход событий. Они подошли к блочной девятиэтажке. Нергал, глаза которого чуть блестели от возбуждения, сказал:
— Поднимемся на седьмой этаж. Позвонишь, спросишь Михаила Казимировича. Откроют дверь, отойди в сторонку, как только я его схвачу, приложишь ко тру тряпку. Все!
— Я не могу! Я не пойду на это!
— Хватит истерик! Можешь и будешь!
— Не могу, не могу, — продолжал твердить Любомудров, но они уже входили в подъезд.
„Боже!
Нергал вынул тряпку, бутылку с какой-то дрянью, полил тряпку, передал журналисту.
— Звони! — ОН указал на дверь квартиры. Журналист, как мальчишка, готов был зареветь от отчаяния.
Он нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, мужской голос спросил:
— Кто?
— Михаила Казимировича, — сказал журналист и вдруг, когда дверь стала открываться, закричал: — Нет, мы ошиблись, не открывайте, не надо!
Но было поздно. Нергал рванул на себя приоткрывшуюся дверь, набросился на растерянного, насмерть перепуганного мужчину. ОН схватил его за горло и прорычал Любомудрову:
— Если не заткнешь ему рот тряпкой, я сверну ему шею!
Любомудров поспешно, словно от этого зависела его собственная жизнь, приложил тряпку ко рту и носу человека. Тот быстро обмяк.
Нергал втащил свою жертву в квартиру, захлопнул дверь.
— Идиот! — сказал ОН журналисту. — Чего, спрашивается, орал? Я бы без твоей помощи все это сделал. Но мне нужен ты как полноценный помощник и заложник. Я хотел, чтобы ты сам почувствовал радость от ощущения страха, ужаса, которые исходят от твоего врага.
Ошеломленный Любомудров стоял бледный, молчал. Потом выговорил:
— Этот человек не враг мне. Я его не знаю.
— Зато я хорошо знаю. Начальник отдела кадров у нас. Вечный, пожизненный сотрудник всех органов, которые были, есть и будут в этой стране. А была бы возможность жить в других странах, то и там был бы тем, кто есть. Особая категория. Род „сволочиус, вечно воняющиус говномус“. — Нергал чуть успокоился. Так, во всяком случае, показалось журналисту. Но ему не приходилось бывать в таких обстоятельствах вместе с Нергалом, и он не мог знать, что внутреннее напряжение этого человека перед днями Жертвоприношения не ослабевает ни на минуту, даже если внешне ОН может выглядеть спокойным и даже шутит.
— Осмотри его пиджаки и карманы куртки. Где-то должны быть ключи от машины. — Никто из них не заметил, как Нергал перешел на „ты“.
Любомудров нашел ключи в куртке, висящей на вешалке в прихожей. Здесь же стоял на тумбочке телефон. Мелькнула сумасшедшая мысль позвонить по 02, но он тут же отбросил ее и даже обругал себя мысленно:
„Будто грабителя решил поймать!“ Он понимал, что просто пытается хоть что-то сделать. Конечно, звонок в милицию — безумие, но что-то ведь нужно предпринять! Может, постучать в стенку соседям? Еще глупее. Он вошел в комнату и протянул ключи Н. Б., поймав себя на мысли, что называть ЕГО инициалами как-то легче. Все-таки что-то человеческое. А Нергал отдает какой-то чертовщиной, хотя по сути дело они имеют с безумцем. Пусть не совсем обычным, страшным, неестественно сильным, с особым, изощренным складом ума, но и безумие ЕГО такое же необычное, изощренное. Вряд ли психиатры смогут когда-нибудь точно определить и охарактеризовать причудливые извивы этого безумия.