Выродок (Время Нергала)
Шрифт:
Все эти мысли промелькнули мгновенно. Журналист молча стоял перед НИМ и ждал.
— Теперь набирай номер Тимохина и говори, что хочешь. Дальше будем решать в каждом случае особо.
Тимохин ждал этого звонка давно. Не именно сегодня, но знал, что звонок вот-вот будет.
Операция казалась довольно простой, если не учитывать, с кем они будут иметь дело…
Они выпускают Голованова по определенному маршруту. Улицы выбираются тихие, пустынные. Когда доктор начнет петлять по. этим улицам и наблюдатели установят, что за ним кто-нибудь идет, улицы по возможности
Если к объекту подходит человек, напоминающий Выродка по внешнему виду, бойцы открывают стрельбу на поражение.
Тимохин понимал, что действия его далеки от законных. Но в то же время знал, что, если вместе с Выродком будет убит и маньяк, извращенец, убийца Голованов, ничего не произойдет. Обоих постигнет справедливое возмездие, только и всего! А уж он как-нибудь от прокуратуры отбрешется. Победителей не судят!
Успенский не очень верил в гладкость такого плана, но ничего другого предложить не мог. Генерал помнил многочисленные провалы, казалось бы, блестяще задуманных операций и пребывал в меланхолии.
В том, что Выродок клюнет на доктора, он не сомневался. Доктор ЕМУ нужен. К тому же Успенский помнил, что приближается очередное роковое число месяца. Но вот насчет того, удастся ли уничтожить Выродка, пусть даже ценой гибели подследственного, в этом генерал очень даже не был уверен. Как бы им самим не пришлось сообщать семьям некоторых бойцов печальную весть.
Звонок раздался неожиданно. Услышав голос Любомудрова, дежурный подал знак операторам, те включили аппаратуру.
Журналист попросил подполковника Тимохина.
— Тимохин. Слушаю!
— Это Любомудров! Н. Б. согласен на план. ОН требует, чтобы доктора привезли на Петергофское шоссе в район Сосновой Поляны. Я остаюсь у него в заложниках. Это все!
— Погоди, погоди! Как все? Какие заложники? — Но в трубке уже зудели короткие гудки.
— Аппарат, с которого звонили, установлен! — доложил оператор.
— Высылайте группу захвата по адресу — приказал Тимохин, хотя знал, что посылает людей больше для очистки совести. Никого там к моменту прибытия группы наверняка не будет.
Успенский, который сидел на одной из конспиративных квартир, поскольку начальство считало, что в его собственной оставаться слишком опасно, узнав из звонка Тимохина, что операция началась, сказал, что немедленно выезжает.
Они вышли втроем из дома. Хозяин квартиры все еще не отошел от хлороформа. Его покачивало. Журналист поддерживал его.
Н. Б. открыл дверцу, уселся за руль. Когда его заложники, они же будущие жертвы, сели, ОН отъехал от дома на несколько кварталов и остановился.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал ОН.
Вскоре мимо них промчались две машины и милицейский фургон. Кортеж остановился возле дома, из которого они только что вышли. Из фургона выскочили омоновцы в масках, с автоматами. Из легковушек тоже вышли люди в камуфляже. Отряд устремился на штурм.
Н. Б. тронулся с места и сказал:
— Ну вот, приступаем к решающей фазе.
Из одной вышел человек, как-то беспомощно, боязливо остановился. Прошел несколько шагов и рванулся назад. Чья-то сильная рука оттолкнула его, и машина отъехала. Человек медленно пошел вперед по шоссе, постоянно оглядываясь.
Во второй машине сидели снайперы. Операция по ликвидации была для них делом привычным. Они были уверены в себе ив своем оружии. Они получили приказ отпустить объект как можно дальше, но не терять его из вида. Выйти из машины, перейти ближе к домам выбрать и занять позиции. Если объект исчезнет из поля зрения, переменить позицию, но огонь не открывать, пока к объекту не подойдет неизвестный. После этого, получив приказ по рации, открыть огонь на поражение обоих объектов.
Между тем Голованов, чувствуя, как смертельный страх парализует его все сильнее, думал только о том, чтобы как можно быстрее вернуться в тюремную камеру. Там, конечно, тоже далеко не сахар, и вставать каждый день раком у параши, чтобы все обитатели камеры получили удовлетворение перед завтраком, не слишком веселое занятие. Но сейчас он готов был пропустить через себя, вернее подставить свою задницу всей тюрьме, только бы не чувствовать леденящего ужаса, сознавая свою полную беспомощность и одиночество, только бы не ощущать неминуемое приближение чего-то настолько страшного, что даже пуля в затылок во время расстрела может показаться счастливым избавлением.
Н. Б. внимательно следил за всем, что происходит на шоссе. Видел, как жертва начала удаляться от машин, видел, как из второй машины выскочили люди, и отметил, где остался каждый из них. Вот когда ОН начинал чувствовать себя диким львом, выслеживающим добычу. Вот когда все в НЕМ сладостно напряглось! Теперь ОН действительно стал Нергалом. Всемогущим но и предельно собранным и осторожным. Хищник не может упустить жертву.
На заднем сидении застонал пленник. ОН чуть дернул головой.
Сейчас ничто не должно отвлекать Льва — Нергала от охоты.
— Заткни ему пасть! — глухо сказал ОН. Журналист, будто сам участвовал в охоте, понимал состояние Н. Б. Он взял с пола машины какую-то ветошь и наглухо забил ее в рот пленнику. Потом из опасения, что пленник может попытаться выскочить из машины и их просто расстреляют омоновцы, дотянулся до бардачка, пошарил в нем, нашел какую-то бечевку и перевязал кисти рук человека, которого не знал доселе, но который мог угрожать неосторожным поведением его собственной жизни. Если бы Любомудров сейчас был способен рассуждать, он бы несомненно осудил себя, назвал бы подлецом, а то, может, и как-нибудь похлеще. Но он был парализован чужой волей, волей зверя, выслеживающего добычу, волей Нергала, внушившего ему такой животный страх за свою жизнь, что он по крайней мере на некоторое время потерял всякую способность здраво мыслить.