Выше, чем звезды
Шрифт:
Тишина в несколько секунд казалась осязаемой. Когда генерал-лейтенант заговорил вновь, никаких эмоций в его голосе больше не было. Спокойный холодный тон человека, привыкшего отдавать приказы.
— Петров, под арест их, — сказано сухо и жестко.
— Что? — удивление в голосе первого, казалось, заставит того захлебнуться. — Да вы хоть понимаете!?
— Вы совершаете серьёзнейшую ошибку! — сорвался на повышенной тон голос второго.
— Рыпнутся — расстрел на месте, — как вердикт, тяжелые слова генерала. — Средства связи изъять, контакт не поддерживать.
— Лучше бы
— Да ты сбрендил, идиот старый!? Тебя погон лишат! В рядовые отправят! Ты у меня в инопланетном нужнике сгноишь! — и звук тупого удара, следом за которым последовал звук упавшего тела.
— Всегда мечтал, — флегматично выдал Петров. — Тащь, генерал, их цивильно или мокрую?
— Во вторую, — сморщился генерал. — Головой отвечаешь, Петров. А ты, сука, только рыпнись и тоже, как ты там сказал? Сопутствующие потери? Вот сопутствующей и станешь. Уяснил? Товарищ полковник, мля. Понабрали уродов. Ничего, ничего, каленым железом выжгу, гниль, мля.
— Павел Иннокентиевич, — явно цедя, заговорил оставшийся в сознании. — У вас же дети есть, подумайте о них. Это ваше решение может ведь и их коснуться.
На человеческий этот рев был похож слабо. А вот пистолетный выстрел ни с чем спутать было нельзя. Как и звук еще одного упавшего следом тела.
— Урод! Семьей меня шантажировать вздумал? Ублюдок. Петров! Этого на поляну, к остальным! Ну и дырок в нем еще понаделай. Можешь, даже взорвать, — тяжелое дыхание генерала, когда он замолчал, не услышать было нельзя. — Второго закрываешь в мокрой и чтоб ни одна падла о нем не узнала!
— Сделаю, — спокойно ответил Петров.
— Что с ребятами? — спустя несколько секунд тишины спросил генерал. — Вижу, они тут не все.
— Это лучше у Саныча спрашивать, — начал было Петров, но под взглядом генерала осекся. — Двоих даже трогать не рискнули, так и стоят статуями. Но там, кажется, всё. Эти вот все тяжелые. Повреждения разные, но больше осколочные. Хотя, вон та девчонка, по-моему, разумом повредилась. Мечется всё и на непонятном языке говорит. Эти их увезти хотели, мол, на изучение. Но вы вовремя приехали.
— Сколько их всего было? — вопрос генералу дался тяжело.
— В этой группе девять, — ответил Петров. — Пятеро двухсотые.
— Что по остальным группам? — нахмурившись, спросил генерал.
— Одна пропала полностью, — вздохнул Петров. — Даже не успели среагировать. Две остальные спокойно прошли по маршруту. Их уже развезли по домам.
— Кто инициировал весь этот цирк? Почему со мной не связались? — вроде и было сказано спокойно, но толика гнева все-таки прорвалась
— Так, Петр Викторович и инициировал, — звук почесывания затылка показался слишком громким. — Но здесь сложно сказать, был ли он в курсе, или же его тоже в темную использовали.
— Сам с ним поговорю, — вздохнул Павел Иннокентиевич. — Не должен был Петр так поступить.
— Так, это, — неуверенно начал Петров, — что с группой сопровождения этих делать будем? Там целый картеж из пяти машин. Да и ребят всех куда-нибудь в больницу, наверно, надо. Здесь-то, в палатках много не налечишь. Что смогли, сделали, но некоторые совсем тяжелые.
— Позвонить мне надо, — совсем успокоился генерал-полковник. — Кое-кто в границах заблудился, надо бы одернуть. Ладно, Саш, рули пока. Если, вдруг, что, докладывай непосредственно мне. Сейчас озвучим и начнется.
— Есть, докладывать! — вытянулся по стойке смирно, Петров.
Звук удаляющихся шагов, шелест ткани и снова тишина.
Странно всё это.
Момент возвращения в сознание я ощутил довольно четко. Но в то же время и нахождение в забытье отложилось в памяти, не как что-то эфемерное, а как вполне себе реальные воспоминания. Правда, совсем скоро стало не до них. Мозг, словно из спячки вынырнул, накрывая сознание тем, чего его лишили — эмоциями. Пережить весь этот пиздец еще раз? Да всегда пожалуйста! Единственное, что не позволило скатиться в омут паники, так это понимание прошедшего времени. Я в безопасности. Сейчас уже всё позади. Никаких пришельцев, никакого, мать его, контроля сознания! Черт. Так это что получается, они не только пришельцы, так еще и разумом управлять могут? Твою ж мать! Именно что мать. Великая, сука, и Всепоглощающая! Кто это вообще? Божество их какое? Религия? Или, если провести параллели с насекомыми, матка?
По мере прокрутки всех этих мыслей, трясти начинало только сильней. И нет, не от холода. Адреналиновый приход я не спутаю ни с чем, но сейчас? Ммать!
Лежа на раскладушке, чувствовать, как зуб не попадает на зуб, и тебя бросает, то в жар, то в холод, потом застилая глаза — удовольствие не из приятных.
Попытался, было, встать и к моему удивлению это даже получилось. Секунды на полторы. После закружилась голова и накатала такая слабость, что назад я рухнул, уже практически без сил.
Черт, Саня!
Очередная попытка успехом не увенчалась вовсе. Только и смог, что немного пошевелиться: мышцы, словно затвердели. После пришло понимание, что все они вовсе сведены, а следом накатила боль. Медленно нарастающая, она пронзала каждое мышечное волокно, да с такой силой, что через несколько секунд её вовсе нельзя было терпеть! Мой, сначала стон, а после и крик, разнесся по палатке, привлекая внимание. Правда, я уже практически не соображал. Боль захватила сознание, вымывая из него всё лишнее. Осталась только она.
Уже не особо обратил внимание, как вбежали люди. Как с меня аккуратно снимали одежду, в поисках причины боли, как пытались поставить капельницу, после ограничившись несколькими уколами. Всё, что владело мои сознанием, так это боль. В какой-то момент мне и вовсе показалось, что остановилось сердце. Я не смог сделать и вдоха! Сдавило грудь, защемило в области сердца, а после я вновь погрузился в ничто.
Следующий раз очнулся уже не в палатке, а во вполне себе обычный больничной палате. Очнулся и сразу приготовился к боли. Но её не было. Я даже дыхание задержал, опасаясь её спровоцировать. Сначала пронеслись секунды, и первый, несмелый вдох. После минуты, когда ты ни о чем больше не можешь думать, кроме как о её пришествии. Первое, несмелое шевеление, поднять руку, застыть и выдохнуть, но уже с облегчением.