Высокая цитадель

Бэгли Десмонд

— Те французы были геологами, — сказал Родэ. — Они поднимались в горы не ради того, чтобы просто подняться. Они повсюду брали образцы пород, сделали карту. Я видел ее сам, она была отпечатана в Париже. И я прочел где-то, что они нашли какие-то ценные породы.

— А что толку? — спросил Форестер. — Все равно здесь никто работать не может.

— Сейчас нет, — согласился Родэ, — а позже, может, смогут, кто знает? — Его голос прозвучал серьезно и уверенно.

Они говорили еще долго, стараясь подгонять медленно текущее время. Затем Родэ

стал петь народные кордильерские песни и полузабытые немецкие, которые когда-то пел отец. Форестер внес свою лепту исполнением американских мелодий, выбирая в основном песни своей юности. Когда он исполнил наполовину «Я работаю на железной дороге», слева от них раздался страшный треск, который на мгновение заглушил завывание ветра.

— Что это? — с испугом спросил он.

— Снежный карниз падает, — сказал Родэ. — Видимо, сильно отяжелел от снега и не выдерживает. — Он поднял голову к потолку пещеры. — Будем молиться, чтобы он не накрыл нас наглухо.

— Сколько же сейчас времени?

— Полночь. Как вы себя чувствуете?

— Дьявольски продрог.

— А как ваши ребра?

— Я их не чувствую.

Родэ нахмурился.

— Это плохо. Двигайтесь, дружище, двигайтесь. Нельзя позволять себе мерзнуть. — Он стал тормошить и мять Форестера, пока тот не почувствовал боли в груди и не взмолился.

Около двух часов ночи снежный карниз над ними обвалился. Родэ и Форестер уже оба находились в это время в состоянии опасного полусна, соскальзывая в мир холода и неподвижности. Родэ услышал какой-то звук и слабо пошевелился, пытаясь приподняться, но безвольно осел обратно. Вдруг словно бомба разорвалась поблизости, и вал мелкого, порошкообразного снега ворвался в их убежище вместе с волной удушающего холода.

Родэ барахтался в снегу, делая в густой темноте движения, как пловец, а волна снега росла и подкатывалась к груди. Он закричал Форестеру:

— Разгребайте, быстрее разгребайте!

Форестер застонал, слабо задвигал руками, и, к счастью, снег перестал прибывать, оставив их заваленными по плечи. Сильный продолжительный рокот, который, казалось, доходил до них откуда-то издалека, внезапно смолк. Вой метели, который врезался в уши так долго, что они перестали его замечать, тоже прекратился, и наступила раскалывающая голову тишина.

— Что это? — с трудом проговорил Форестер.

Что-то крепко держало его руки, и он никак не мог их освободить. В панике он стал биться всем телом, но Родэ крикнул:

— Тише! — Голос прозвучал громко, как в закрытой комнате.

В течение некоторого времени они лежали неподвижно, затем Родэ стал осторожно двигать руками. Снег вокруг был сухим и сыпучим, и ему удалось высвободить руки. Тогда он стал отгребать его к стене. Приказал Форестеру делать то же самое, и вскоре они очистили для себя пространство, в котором можно было двигаться. Родэ полез в карман за спичками и попытался зажечь одну, но спички намокли, и их вязкие головки тут же ломались о коробок.

Преодолевая боль, Форестер

сказал:

— У меня есть зажигалка.

Послышался щелчок, и язычок яркого пламени повис в воздухе. Родэ зажмурился, затем, отведя глаза, осмотрелся, и тут же понял, что они завалены. Там, где был выход из пещеры, стояла плотная снежная стена. Он засуетился:

— Надо делать отверстие, а не то мы задохнемся.

И стал энергично шарить в снегу в поисках топорика. Найти его оказалось нелегко, под руку попадались другие предметы их немудреного снаряжения. Он складывал их аккуратно сбоку, зная, что теперь буквально все может оказаться жизненно важным.

Наконец он нащупал топорик и, сидя погруженными в снег ногами, набросился на снежную стену. Она все же не была такой плотной, как ледяной монолит, из которого он вырубил их убежище, и дело двигалось довольно споро. Но он не имел никакого представления о том, какова толщина снежного слоя. Быть может, снег завалил весь карниз, и тогда, пробившись через его толщу, можно было оказаться прямо над пропастью.

Он отогнал от себя эту мысль и настойчиво продолжал работать топориком. Форестер сгребал из выемки снег и трамбовал его у стены. Однажды он заметил:

— Если так пойдет, скоро не останется места для нас.

Родэ не отвечал, наугад вгрызаясь в завал. Зажигалку он выключил и работал в темноте, на ощупь. Наконец отверстие стало столь глубоким, что он смог запустить руку по плечо. Топорик был уже бесполезен, и он коротко бросил:

— Ледоруб где?

Форестер подал ему ледоруб, и он, сунув его в дыру, стал с силой пробивать снег концом длинной рукоятки. Через некоторое время он, к своему облегчению, почувствовал, что ледоруб вышел наружу, и в пещеру проникла струя желанного свежего воздуха. Только тогда он осознал, насколько удушливой уже стала атмосфера внутри. В изнеможении, тяжело дыша, он рухнул прямо на Форестера.

Форестер слегка оттолкну его, и Родэ безжизненно откатился в сторону. Через некоторое время, придя в себя, он обрадованно проговорил:

— Толщина снега — метра два; думаю, мы спокойно выкарабкаемся отсюда.

— Так беремся за работу, и поскорее, — сказал Форестер.

Родэ решил с этим повременить.

— Сейчас здесь теплее, чем снаружи. Нам так лучше: снег предохраняет от ветра. Нужно только следить за тем, чтобы не занесло дыру. И будем надеяться, что второго обвала не случится.

— Ладно, — согласился Форестер. — Как знаете.

Тепло — понятие относительное, и вскоре Родэ почувствовал это на себе. Когда он работал, пот градом катился по спине, но теперь его тело стало остывать и даже покрылось под одеждой тоненькой коркой льда. Родэ с трудом разделся и велел Форестеру растереть себя. Форестер хмыкнул:

— Низкотемпературная турецкая баня. Надо попробовать завести такую же в Нью-Йорке. Денежки потекут рекой.

Родэ оделся и спросил:

— А как вы?

— По-прежнему мерзну, но в общем — ничего.