Высоко над страхом
Шрифт:
– Да повздорили мы с вами вроде как, – покаянно признался парень. – А так-то с начальством только дураки ругаются. Вот я и решил первым на примирение пойти. Я вам добрую службу сослужу, вы дурное из памяти выбросите. Логично?
– Логично, – признал Иван и покосился на Риту, на лице которой застыло скучающее и одновременно
– Вот что, Роман, – Корсаков принял решение, – ты сейчас возвращайся в порт и скажи, что меня сегодня до конца дня не будет. Пусть Беляев меня не ждет, я ему завтра сам позвоню. Скажешь там ребятам, и в приемной тоже, что у меня непредвиденные обстоятельства. Ко мне, – он замялся, подбирая нужное слово, – ко мне приехали.
– Жена? – спросил Ромка, шумно сглатывая. Все-таки Рита была вызывающе хороша.
– Потенциальная, – небрежно ответила она, скользнув по замурзанному рабочему презрительным взглядом. Она умела смотреть так, что человек начинал чувствовать себя вошью, грязью под ногами. Теперь уже по лицу Ромки от шеи ко лбу поползла предательская краснота. – Вы идите, товарищ пролетарий, выполняйте данное вам поручение, уж коли затеяли перед начальством прогибаться, а у нас дело есть. Важное.
– Ну да, знаю я это дело, – хохотнул Ромка и пошел прочь, оглядываясь на все еще топчущегося перед входом начальника. – Не волнуйтесь, Иван Михалыч, я всем все передам. Отдыхайте.
Оставшееся до вечера время они с Ритой провели с пользой и не без приятности. Иван даже не подозревал, что его ладное, крепко скроенное мужское тело так истосковалось по женской ласке. Он был неутомим, приникая к Рите снова и снова, а она, казалось, была только рада, охотно откликаясь на его прикосновения, изобретательно лаская его сама, поднимая все новую и новую волну, которая, вздымаясь до пика, вдруг разрывалась на мелкие брызги, капли, осколки, на время оставляя их совсем без сил и тут же
Где-то часа через три Иван понял, что изрядно проголодался. Он смутно помнил, что в доме нет еды. Совсем. Уезжая утром, он пожарил яичницу из двух последних яиц и лишь вечером собирался заехать в супермаркет за своим привычным набором холостяка. Получалось, что нужно выбираться из постели и ехать в магазин.
– Ритка, у меня продуктов нет, – покаянно сообщил он любовнице, которая в ожидании, пока он вернется из ванной, раскинулась на его продавленном диване и лениво щелкала пультом от телевизора. – Я, конечно, сейчас съезжу, но должен тебя предупредить, что фуа-гра в здешних широтах не продают и пармезана с дорблю тоже.
– Пармезана с дорблю сейчас по всей стране не продают, – сообщила ему Рита. – У нас эти, как их, санкции. Так что ты меня не удивил. Если в твоем магазине продается картошка, то я ее пожарю. Будешь жареную картошку, Корсаков?
Он в немом изумлении смотрел на нее. ЕГО Рита ужинала исключительно в дорогих ресторанах, придирчиво копаясь в меню. Роллы, по ее разумению, можно было есть только в ресторанах сети «Токио», причем далеко не во всех. Она отлично разбиралась в винах, любила грузинскую и азербайджанскую кухню, регулярно таскала Корсакова в «Баклажан» на Лиговке, но в страшном сне он не мог представить, что Рита, во-первых, будет есть жареную картошку, а во-вторых, готова собственноручно ее пожарить.
– Что ты на меня уставился, Корсаков? – спросила она и недобро усмехнулась. – Я же не родилась главным бухгалтером твоей процветающей компании. – У меня мама и папа – простые советские инженеры. Я в студенческие годы «Доширак» жрала, и ничего, жива, как видишь. Так что картошку жарить умею. Не боись, не отравлю.
Конец ознакомительного фрагмента.