Высокое окно
Шрифт:
— О, Алекс, дорогой… Не говори такие ужасные вещи…
— Ранняя Лилиан Гиш, — сказал Морни. — Очень ранняя. Пропустим сцену страданий, детка. Я прекрасно знаю, как все это делается. Ты думаешь, за каким чертом я здесь? Я для тебя больше и пальцем не пошевелю. Никогда больше, милочка, никогда, мой драгоценный ангелочек, белокурый убийца. Но я боюсь за себя, за свою репутацию, за свое дело. Протерла ли ты ручку пистолета, например?
Тишина. Потом звук удара. Женщина застонала. Ей было больно, страшно больно.
— Послушай, ангел мой, — прорычал Морни. — Хватит с меня дешевого лицедейства. Я прекрасный знаток всех этих бездарных приемов. Хватит. Я заставлю тебя рассказать, как было дело, — пусть мне придется таскать тебя за волосы по всему дому. Итак… ты протерла пистолет?
Внезапно она рассмеялась. Смехом неестественным, но чистым и с чудными серебряными колокольчиками в нем. Потом также внезапно прекратила смеяться. И сказала:
— Да.
— И стакан, из которого пила?
— Да. — Теперь очень спокойно и очень холодно.
— И поставила на пистолет его отпечатки?
— Да.
Он задумался.
— Может быть, их не удастся обмануть. Почти невозможно поставить отпечатки мертвого человека на оружии так, чтобы они выглядели убедительно. Тем не менее. Что ты еще протерла?
— Н-ничего. О, Алекс, пожалуйста, не будь таким жестоким!
— Прекрати. Прекрати! Покажи, как ты это сделала, где ты стояла, как держала пистолет?
Она не пошевелилась.
— Об отпечатках не беспокойся, — сказал Морни. — Я снова поставлю. Более хорошие. Значительно более хорошие.
Она медленно двинулась вперед, и через щель в занавесках я увидел ее. Она была в бледно-зеленых габардиновых брюках, коричневом жакете с вышивкой и алом тюрбане с золотой змейкой на нем. Лицо ее было залито слезами.
— Поднимай же! — рявкнул Морни. — Покажи, как ты это сделала.
Она наклонилась за кресло и выпрямилась, держа пистолет в сторону входной двери.
Морни не пошевелился и не издал ни звука. Рука блондинки затряслась, и пистолет заплясал в воздухе вверх-вниз; губы ее задрожали, и она бессильно уронила руку вниз.
— Я не могу, — задыхаясь, проговорила она. — Я должна застрелить тебя, но не могу.
Она разжала пальцы, и пистолет с глухим стуком упал на пол.
— Ты не смогла сделать этого, — хрипло сказал он. — Ты не смогла. Посмотри-ка сюда.
Он вынул из кармана носовой платок и взял им с пола пистолет. Он нажал на что-то, и тот раскрылся. Морни сунул правую руку в карман и покатал в кончиках пальцев патрон, потом сунул его в барабан, потом повторил эту процедуру еще четыре раза — и защелкнул револьвер. Он положил его на пол и выпрямился.
— Ты не смогла застрелить меня, — с издевкой сказал он, — потому что обойма была пуста. Теперь револьвер заряжен. Из него был сделан один
Блондинка стояла очень тихо и смотрела на него измученными глазами.
— Я забыл сказать тебе, — нежно пропел он, — что я протер револьвер. Я подумал, гораздо лучше будет знать наверняка, что твои отпечатки остались на нем. Я был уверен, что они там остались, — но я хотел быть абсолютно уверенным. Ясно?
— Ты собираешься заложить меня? — спокойно спросила девушка.
— Да, ангел мой. Я собираюсь заложить тебя.
— Понятно, — она смотрела на него холодно. На ее кричаще-ярком лице хористочки неожиданно отразилось чувство собственного достоинства.
— Я собираюсь заложить тебя, ангел мой, — с расстановкой повторил он, явно наслаждаясь каждым произнесенным словом. — Кто-то меня пожалеет, и кто-то посмеется надо мной. Но моему делу это никак не повредит. У моего дела есть одна чудесная особенность. Немного скандальной известности ему пойдет только на пользу.
— Значит, я для тебя теперь имею ценность только как реклама?
— Именно, — сказал он. — Именно так.
— А как насчет моего мотива? — спросила она с таким глубоким серьезным презрением, что он этого даже не понял.
— Не знаю, — сказал он. — Меня это не волнует. У вас были какие-то делишки. Эдди следил за тобой до улицы на Банкер-хилл, где ты встретилась с каким-то белесым типом в коричневом костюме. Ты передала ему что-то. Эдди бросил тебя и проследил паренька до его дома поблизости. Он пытался еще повисеть на нем, но ему показалось, что тот заметил хвост, — Эдди отстал. Но одно, тем не менее, я знаю точно. В том доме вчера был убит паренек по имени Филипс. Ты знаешь что-нибудь об этом, золотко?
— Я ничего не знаю об этом, — сказала блондинка. — Я не знаю никого по имени Филипс и, как это ни странно, не бегаю и не палю из пистолета в кого попало, просто для нехитрой девичьей радости.
— Но ты застрелила Ваньера, дорогуша, — ласково напомнил Морни.
— О да, — протянула она. — Конечно. Мы как раз остановились на моем мотиве. Ты уже придумал что-нибудь?
— Это неважно, когда речь идет о любовниках, — отрезал он. — Сцена ревности, ссора. Можно назвать это как угодно.
— Может быть, — сказала она, — когда он был сильно пьян, он начинал немножко походить на тебя. Может быть, это и был мотив.
Он сказал:
— Ах… — и задохнулся.
— Красивей, — продолжила она, — моложе, без живота, но с той же самодовольной мерзкой ухмылочкой.
— Ах… — сказал Морни — и он страдал.
— Это пойдет? — мягко поинтересовалась она.
Он шагнул к ней и выбросил вперед кулак. Удар пришелся ей в лицо сбоку; она покачнулась, села на пол, вытянув длинную ногу, схватилась рукой за щеку и подняла на него очень синие глаза.