Высшая ценность
Шрифт:
— Понятия не имею, — сознался я. И, не выдержав, спросил: — У тебя здесь свет-то хоть есть?
— Свет? В смысле — электричество? — Хмырь рассмеялся. — Откуда? Это тебе не центральные районы.
— Ну, хоть что-нибудь. Лампа? Керосинка? Фонарик? Достало уже в темноте сидеть.
— Керосинка?.. Ну, ты даешь, друг. Для нее горючка будет стоить больше, чем электричество для всего дома. — Еще раз хохотнув напоследок, Хмырь наконец-то сжалился: — Свечка есть.
Он отошел от окна, моментально превратившись в еще одну смутную тень среди множества других теней. Закопошился где-то в стороне, явно
Пристроив орудие света на сальном подлокотнике старого облезлого кресла, Хмырь немедленно плюхнулся в него. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Закинул ногу на ногу. И гостеприимно указал на стоящий неподалеку стул.
— Занимай коронное местечко. Доставай бутылку — она вон там, под столиком. И кружки там же возьми… Спасибо… Давай-ка мы с тобой выпьем за неизбежный конец света, дай-то нам Бог его не застать.
— Я не буду, — понюхав плещущуюся в помятой алюминиевой кружке мутную жидкость, я осторожно отставил посудину в сторону. — Мне еще сегодня побегать предстоит. И хотелось бы сохранить трезвую голову.
— Трезвая голова в наши дни — это нонсенс, — возразил Хмырь, моментально превращаясь из рассуждающего о высоких материях высоколобого философа в пропитого алкоголика, дрожащей рукой тянущегося к бутылке. Я аж вздрогнул от такой разительной перемены. — А вот я, пожалуй, пропущу кружечку. Что-то ты меня раззадорил своей болтовней… А ты давай колись. Я же вижу, что у тебя что-то на уме. Что-то надо от старины Хмыря? Да? Ну так говори, что.
— Ну… Я, собственно… — Глядя на задумчиво покручивающего в руках кружку Хмыря, я уже и не знал, как поступить: сделать так, как задумывал, или махнуть рукой и положиться на везение.
Отсалютовав мне полной кружкой, Хмырь вдруг, вместо того чтобы вылить ее содержимое в глотку, грохнул о стол. Добрая половина наполнявшего и без того основательно помятую кружку самогона выплеснулась и темной лужицей разлилась по исцарапанной столешнице. На пол одна задругой зачастили черные капли. Я вздрогнул и… решился.
На свет появился перевязанный проволокой грязно-серого цвета бесформенный сверток.
— Я могу оставить это у тебя? Ненадолго. Дня на два-три.
Спрашивая, я внимательно смотрел ему в лицо, пытаясь понять, почувствовал ли он просачивающуюся сквозь тряпку липкую тягучую тьму. Если почувствовал, то я смогу заметить это по его глазам… А дальше… дальше я поступлю по обстоятельствам… вынужден буду поступить.
Он не почувствовал. На его лице не отразилось ничего, кроме легкого любопытства и некоторой вполне понятной недоверчивости. Но страха во взгляде не было. И это было хорошо. Это означало, что я и в самом деле могу оставить кинжал здесь… Если, конечно, поверю в честность этих иронично-насмешливых глаз.
— А это что такое? — Хмырь протянул руку и спокойно принял у меня сверток, не вздрогнув, даже когда аура тьмы незримыми когтями вцепилась в его ладонь. Не почувствовал. Или просто не понял, откуда идет этот холод… Только взгляд его изменился. Всего лишь на мгновение, но в нем что-то мелькнуло. И я заметил это что-то.
— Власть, сила, могущество, — спокойно произнес я, пожимая плечами. — Все, что угодно.
Он усмехнулся. Подбросил сверток на ладони.
— И ты так просто оставляешь его у меня?.. Не боишься, что я захочу присвоить всю твою силу и власть?
Я в упор взглянул на него, поймав устремленный на меня цепкий внимательный взгляд. И невесело улыбнулся, разведя руками.
— Ты же умный человек, Иван. Должен понимать, что все имеет свою цену. И сила, и власть, и могущество. Чем больше возможности, тем выше цена. Это, — я ткнул пальцем в сверток, — в умелых руках, управляемых недурной головой, дает очень большие возможности. Очень!.. Так подумай, насколько высока будет цена? И захочешь ли ты ее заплатить?
Помолчав несколько секунд, Хмырь медленно кивнул:
— Понятно… А что за цену заплатил ты, чтобы заполучить вот этот сверточек, что бы там в нем ни было? Я молчал, глядя на него.
— Понятно… — снова повторил Хмырь, вновь наполняя кружку мутно-белесой жидкостью и беря ее наизготовку. — Хорошо. Можешь спокойно идти. Я спрячу твою вещь, никто не найдет. Заберешь ее, когда вернешься… если вернешься.
— Вернусь, — пообещал я. — Если останусь в живых, то вернусь.
— Если останешься в живых, — повторил Хмырь. И спокойно кивнул с таким видом, будто речь шла всего лишь о погоде.
Я молча мотнул головой, отступая во мрак.
— Иди, — негромко буркнул мне вдогонку Хмырь. — Удачи я желать не буду, потому что не знаю, что ты задумал. Но все же знай, я буду очень-очень огорчен, если с тобой что-нибудь случиться. Ты мне нравишься, Молчун. В тебе есть то, чего нет у большинства людей, — искра жизни.
На мгновение я сбился с шага. Вздрогнул. Обернулся, глядя на черты усталого и спокойного лица, выхваченные дрожащим светом из мрака.
— Что?..
— Я сказал, что оставлю тебе выпить, — явно довольный, захохотал Хмырь, потрясая наполовину опустошенной емкостью. — Ладно уж. Иди, вояка. Не буду я больше смущать своей ересью твои молодые мозги.
Адресовав развалившемуся в кресле еретику кривую насмешливую улыбку, которую он в окутывающей меня темноте вряд ли разглядел, я осторожно нащупал ногой верхнюю ступень ведущей вниз лестницы.
В одном я был готов поклясться: несмотря на все свои разглагольствования и размахивания бутылкой, за все время нашей беседы Хмырь не захмелел нисколечко, только притворяясь подвыпившим… И еще, он, похоже, понял, что находится в свертке. Не разворачивая, понял.
Воистину, этот человек был величайшей загадкой из всех, кого я когда-либо знал. Даже наш шеф по сравнению с ним казался всего лишь пацаненком…
Но больше всего меня волновал один-единственный вопрос: могу ли я ему доверять?
Впрочем, выбор я, кажется, уже сделал.
Я только что доверил странному человеку, с которым был знаком всего лишь несколько часов, свою жизнь. Но не это было самым удивительным…
В глубине души я почему-то был уверен, что поступил абсолютно правильно.
Аккуратно — на ощупь — спустившись вниз, я задержался только для того, чтобы прихватить оставшиеся в комнате вещи. После чего, нос к носу столкнувшись на лестнице с прихрамывающим сразу на обе ноги Жирдяем и издевательски помахав ему рукой, оказался на улице.