Высшее общество
Шрифт:
– Слышал вроде. Это точно?
– Точно.
– Хорошо, – сказал Пол. – Поздравляю. А теперь раздевайся и ложись.
Сибил встала как механизм, который вот-вот выйдет из строя, стряхнула с ног туфли и завела руки за спину, чтобы расстегнуть платье. Потом пошла к столику, на котором оставила бутылку виски из запасов Пола и снова налила себе.
Пол смотрел на нее с нарастающим раздражением. Прошлые недели были такие спокойные. А ведь он скучал по ней – девушке из Индокитая было до нее далеко – действительно скучал.
– Если тебе надо учиться, прежде чем лечь ко мне в постель, – сказал он, – пожалуйста, не напрягайся. Сделай мне такое одолжение.
Она неожиданно разрыдалась. Закрыв лицо руками, она рыдала режущим, противным голосом, и в этом было нечто в высшей степени несообразное. На мгновение ему показалось, что звуки эти исходят не от нее, а откуда-то со стороны. Никогда раньше он не видел, чтобы она плакала, не слышал ее рыданий.
– Ну, что ты, в самом деле? – спросил он.
Не отнимая рук от лица и все еще всхлипывая, она неуверенно пошла к кровати, села спиной к нему.
– Анна, – нежно сказал он, – Аннушка.
Так он назвал ее один только раз. Это было, когда она рассказала ему о себе, где-то через месяц после того, как они стали жить вместе.
Она повернулась к нему, глаза у нее блестели. И вот она перегнулась над ним и ткнулась заплаканным лицом ему в живот.
– Обними меня. Прошу тебя, Пол, пожалуйста.
И он обнял ее. Наконец она успокоилась и долго молчала. А потом заговорила спокойно и задумчиво.
– Я думала, что знаю, что меня ждет. Понимаешь?
Понимая, что вопрос этот чисто риторический, он промолчал. А она продолжала:
– Я знала, что буду несколько раздражительной и что все это не даст мне большой радости. Но я знала и то, что выйду потом из положения. Какого черта… – Она остановилась и закончила: – Я не знала, что мне будет страшно. Мне страшно, Пол.
Он почувствовал, что раздражен еще больше. И не без причины.
– Выйти замуж за десять тысяч долларов, разве это страшно? Может, тебе жалко, что их не пятнадцать? Не отступай. Не вечно же он будет жить.
– Да я не о деньгах его говорю, – терпеливо пояснила она.
– А о чем же тогда, черт побери? О любви? Вдруг поняла, что жить без него не можешь?
Она отстранилась от него и села прямо.
От его горячности она успокоилась, взяла себя в руки. Бесстрастно, как врач, читающий анализ крови, она спросила:
– Тебе уже говорили, что у тебя отвратительный, несносный характер? Что ты эгоист, бесчувственный сукин сын?
– Иди ты к черту, – устало сказал он, снова лег и закрыл глаза.
Она долго сидела не шевелясь. Она не обиделась, нет. Ей даже стало легче – теперь они были квиты.
– Пол, – сказала она наконец, – по-моему, он просто подставное лицо. Ты знаешь об этом?
Он медленно открыл глаза.
– Ходдинг?
Помолчал
– Может и так, не знаю. Эта мысль приходила мне в голову. Но откуда я могу знать, что там на самом деле. Ведь это ты…
– Спишь с ним, – закончила она фразу и пожала плечами. – Это ничего не значит. Я хочу сказать… – Она заколебалась. – Не хочу я об этом говорить. Мне неловко.
Он снова закрыл глаза. Он очень устал, и она не вызывала в нем никакого чувства. Если бы она сейчас встала и ушла, он бы немедленно заснул.
– Так что же мне делать? – спросила она.
«Боже! – подумал он. – Как она действует мне на нервы».
– Выходи за него, – лениво сказал он, – и купи себе племенную ферму. Когда я поизношусь, будет мне замена.
– Ты назвал меня Аннушкой, – мягко сказала она. – Мне очень понравилось.
– Так я зову всех польских девушек, – ответил он. – Это называется атавизм. Я – старый барон, который усадил служанку на колени и щекочет ее. А у них от этого волосы на лобке встают дыбом.
Глаза у него были закрыты, и поэтому он не видел, что лицо ее оставалось флегматичным. Она действительно была похожа на польскую служанку.
– Я люблю тебя, – сказала она тем же спокойным голосом. – А ты меня.
Он пожал плечами.
– Ну, и что? Что из этого следует?
Она резко перебила его.
– Давай поженимся. А его я брошу.
Он сел рывком и уставился на нее.
– Жениться? Ты что, спятила?
– Нет, – спокойно сказала она. – Я уже всякого повидала. Выше головы. Если мы поженимся, знаешь, все у нас будет хорошо. А не поженимся, так точно спятим. Я состарюсь его женой. И еще неизвестно, что с тобой случится.
Он изумленно посмотрел на нее и прошептал:
– Черт бы меня подрал! Хочешь все перечеркнуть? А что мы делать-то будем? Гараж где-нибудь откроем, что ли? Я на смазке, а ты на насосах, да?
Она пожала плечами. А он продолжил:
– А когда в первый раз появится какой-нибудь парень… Нет, погоди. Не в первый раз, а в десятый и в двадцатый. У него ослепительный «кадиллак», и он глаз с тебя не сводит, а ты думаешь о том, что перешила свое последнее платье от Диора, но и это уже не важно, ибо кто слышал о Диоре в такой дыре? Правильно? Прощай, красавчик. Напрасно меня ждешь. Правильно?
Она опустила глаза. Ей было страшно.
– Ничего, с голоду не умрем. Я могу стенографировать. Подзабыла, конечно. Поначалу трудно будет.
Он улыбнулся.
– Знаешь, за что я тебя люблю? Да, да, люблю. За то, что ты очень, очень глупая.
Она подняла на него большие серо-зеленые глаза и сказала:
– Ты дурачишься, а я говорю серьезно. Обо мне ты не думаешь. Только ты напуган. А ты не забывай про меня. Пожалуйста, Пол. Очень тебя прошу. Я даже не обижаюсь, когда ты называешь меня глупой. Ну, глупая я. А может, я тебе помогу.