Высший пилотаж
Шрифт:
Малышка с хвостиком обхватила жилистую отцовскую руку своими двумя лапками и прижалась к нему. Он пока еще не осознает, что это лучшие мгновения его жизни. Пройдут годы. Девочка-ребенок станет подростком, девушкой, женщиной, женой, матерью. Папка же неотвратимо состарится и будет жить воспоминаниями, разгоняя тяжелое мужское одиночество иллюзорным братством за миской портвейна с такими же общипанными дворовыми кобелями.
Дети оставляют родителей позади. Потом они сами становятся родителями и их постигает та же участь.
***
Мама присела на лавочку. Она смотрит на тех, кому посвятила жизнь, и на глаза ее наворачиваются слезы. Куда все исчезло? Где муж, Владимир Леонович? Как это умер? Почему дети так быстро выросли? Почему ноги плохо ходят, а память слабеет? Почему... Бесконечные "почему" человека в конце Пути.
***
Я в родительской квартире на улице Гамалеи. Отец, уже серьезно больной, лежит на диване в своей комнате и слушает Радио Свобода.
Мы с мамой сидим в столовой. Она перебирает непослушными натруженными пальцами с отложениями солей в суставах рецепты правильной жизни. Мама долгие годы выписывала их из всевозможных журналов, чтобы прийти к выводу: "Жить надо правильно!".
Эти наивные слова сегодня представляются мне верхом мудрости.
"ЖИТЬ НАДО ПРАВИЛЬНО".
Речь идет не только и не столько о здоровом образе жизни. Излишне здоровая сволочь - самая опасная падаль, с массой дурной всепроникающей энергии.
"Жить надо правильно".
Это как? Не по лжи? В Любви к ближнему?
Не к этому ли призывал Спаситель?
Тогда почему мы живем неправильно?
Почему мы призываем жить правильно, а сами живем неправильно?
Почему я доставлял ей немало горьких минут своей иногда невоздержанной, необузданной жизнью?
Почему она жила правильно, а я не следовал ее примеру?
Почему?
***
"Ты кушаешь курагу? Обязательно кушай, джана (армянское ласкательное), для сердца очень полезно".
"Если хочешь расслабиться - выпей за ужином водочки сто граммов, а пива не пей, от пива почки портятся".
"Сиди прямо, не горбись, а то к старости станешь скрюченным как вопросительный знак. Повторяй себе ежеминутно: у меня стальной штырь в спине".
"Кушай творог каждое утро. В нем кальций. Для костей очень полезно".
"Думай только о хорошем. Не говори о других дурно. Не строй козни. Не раздражайся. Не мсти".
"Люди совершают плохие дела не со злого умысла. Участь у них такая, потому что они люди, а не святые".
"Цени то, что есть. Многие не имеют даже самого необходимого для нормальной жизни".
"Радуйся успеху другого человека, и твой час наступит".
"Не говори часто и с придыханием о деньгах. Они, как и женщины, не терпят излишнего внимания к себе".
"Береги семью, ближе нее у тебя никого нет и не будет".
"Молись чаще и от души. Бог есть, я это
Простые истины? А почему я к ним не прислушивался, когда мама была жива?
***
Как-то раз к ней, полуслепой, когда она была дома одна, проникли "социальные работники", отвлекли болтовней и уволокли из буфета пенсию. Мама сказала мне: "Дай Бог этим женщинам здоровья. Наверное, эти деньги им сейчас очень нужны".
***
Мы просто сидим с ней рядом и молча перебираем семейные фотографии. И мне хорошо.
Я набираю номер родительского телефона, она снимает трубку, и мне опять становится хорошо. Так было.
И только сейчас, когда мамы нет, и я никогда не встречу ее в этом мире и не услышу в телефонной трубке "бодрую двадцатилетнюю фронтовую медсестру" (голос человека с годами почти не меняется) с неизменным: "Але-о-о, джана, это ты?", я понимаю, КОГО я потерял.
***
Мы с товарищем у нее дома. До смерти, как потом выяснится, пара месяцев. Я даже не знал, чем ее угощать в таком сложном состоянии, поэтому приносил (да так и раньше было) то, что любили вкусить и сестра, и племянник: фрукты, орехи, сыр, колбаску и прочую нехитрую снедь.
А мама еще ничего, держится! Сестра розливает чай, а она пытается непослушными руками резать куриную грудку.
– Мама, не надо. Я и сам могу настругать. Мы чайку хлебнем, и все!
– Как это так, джана? Надо поесть, у нас же гость.
Она уже не готовит, как в былые годы, долму на пятнадцать человек, но гость обязательно должен что-нибудь отведать.
***
"Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие - как часовые...".
Владимир Высоцкий. "Он не вернулся из боя".
***
Я на Миусском кладбище Москвы, недалеко от метро "Савеловская". Здесь нашли приют творцы моего счастливого детства: родители, бабушка Аршалуис (мама мамы, беженка из Баку) и ее сын дядя Юрик, любимый мамин брат, вывезший в страшном 1989-ом из полыхающего в межнациональном огне города девяностолетнюю старушку-мать, жену и семью сына.
(Перемещенная на жительство к моим родителям, бабушка через три года ночью, во сне, завершила свой славный век. Дядя Юрик сразу последовал за ней: мать и ее младший сын ушли в лучший мир с интервалом в один морозный январский день.)
Я всегда прихожу навестить их один. В звенящей тишине я разговариваю с ними, а они со мной.
Бабушка Аршалуис:
– Карен джан (армяне называют меня "КарЕн", хотя в паспорте записано "КарЭн"), как моя сладенькая внучка Анечка?
– Спасибо, бабусенька, он уже мама, родила сына. Часто рассказываю ей о тебе. А помнищь, как мы сидели на балконе твоей квартиры в Баку и говорили, говорили обо всем?
Дядя Юрик:
– Джигяр (усиленное "джан")! В шахматы еще играешь?
– Редко, дядя Юрик. А помните, как Вы всех нас возили на пляж в Загульбу?