Выстрел, который снес крышу
Шрифт:
Эти бессонные ночи вконец вымотали Павла, ноги еле носят непослушное тело, голова едва соображает, а фрагменты истерзанного разума толкаются вокруг ночных видений. И как хорошо, что Маша явилась к нему во плоти, как будет здорово, если он сможет нагнать ее… Если сможет. Если она живая и сможет выслушать его, не впадая в истерику…
Волосы у Маши густые, ровные, обычно длинные до пояса, но совсем не удивительно, что сейчас они лишь до плеч, а то, что не темно-русые, а светлые, так это всего лишь краска. И костюм на ней незнакомый, шелковый, бирюзовый, в деловом стиле. Юбка
Павел спешил, но, как ни старался, догнать Машу не мог, не хватало сил и скорости. И санитар на входе, как нарочно, куда-то исчез.
– Маша!
Зато голос прозвучал на удивление громко и звонко.
Маша остановилась так, будто в спину ей попал брошенный камень. Раздумывая над тем, что произошло, неторопливо обернулась к Павлу. И тут же исчезла…
Вернее, исчезла Маша, но женщина, за которой шел Торопов, осталась. Совершенно другая женщина, и, кроме походки и фигуры, в ней не было ничего похожего на Машу. Неправильные черты лица, маленькие, хотя и выразительные глаза светло-серого цвета, острый нос и чересчур зауженный подбородок при широкой шее. Не очень молодая уже, явно за тридцать лет, хотя кожа лица хорошая, гладкая, чистая. Тщательно очерченные черные брови, пухлые губки, взгляд строгий, независимый, но при этом не лишенный женственности…
В сущности, она могла произвести впечатление на мужчину. Но все-таки это была не Маша.
– Извините, обознался, – сожалеюще развел руками Торопов.
– Ничего, бывает, – отозвалась женщина, с интересом разглядывая Павла.
– Думал, вы Маша.
Разговор закончен, пора уходить, тем более что пациентам возбранялось вступать в разговор с посетителями.
– Я Дарья. Вернее, Дарья Павловна.
– Мою жену звали Мария. Но она не была Павловной. А меня Павел зовут. Она не была моей. Может, потому все это и случилось, – сказал он, больше обращаясь к самому себе, чем к женщине.
– Что случилось?
– То и случилось, что я сошел после всего этого с ума… Извините, что задерживаю вас.
Он повернулся к Дарье Павловне спиной, но она окликнула его.
– А вы не покажете мне, где кабинет главного врача?
– Эльвиры Тимофеевны? – с готовностью отозвался Торопов. – Покажу, конечно.
Кабинет Архиповой находился на втором этаже, и туда вел отдельный вход из главного вестибюля. Павел мог бы просто показать женщине, в каком направлении идти, но все-таки стал подниматься вместе с ней по лестнице.
– Тяжело без лифта, – едва передвигая ноги, сказал он. – У меня палата на четвертом этаже, но там лифт, раз-два… А тут пока дойдешь…
– На второй этаж? – удивленно глянула на спутника женщина. – Сколько же вам лет?
– Тридцать второй год уже пошел, – вспомнил Павел.
– Да? А я думала, лет сорок.
– Что, так плохо выгляжу? – с горькой самоиронией спросил он, усаживаясь в кресло перед дверью в кабинет главного врача. Ему нужна была небольшая передышка, чтобы набраться сил на обратный путь.
– Да неважный у вас вид, честно говоря, – с вежливым сочувствием проговорила Дарья Павловна.
– Думаете, я доходяга? – спросил Павел.
Но женщина не ответила. Мысленно она уже входила в кабинет главного врача, хотя еще только бралась за ручку двери.
Дверь была открыта, но кабинет пустовал. И не у кого было спросить, куда ушла Эльвира Тимофеевна и как скоро она будет. Павел не в счет, потому что он не мог дать точный ответ.
– Наверное, ходит где-то, – неопределенно пожал он плечами. – Больница большая, дел много…
– Очень жаль, – стараясь скрыть свое раздражение, сказала Дарья Павловна.
Кресло, в котором сидел Торопов, было тройным, он занимал место на одном краю, а посетительница опустилась на другой. Видимо, у нее не было желания подсаживаться вплотную к Павлу. Впрочем, ему все равно. Ни сил нет, ни потребности заигрывать с ней. Они люди из разных миров. Она – здоровый человек, он – больной. Хотя душевное здоровье – понятие относительное.
– Я, наверное, пойду, – вздохнул Торопов, но даже не предпринял попытки покинуть свое место.
– Спасибо, что проводили, – думая о чем-то своем, кивнула женщина.
– А у вас, наверное, в семье кто-то заболел? – набравшись смелости, спросил он.
Торопов понимал, не место ему здесь, но он так удобно устроился в кресле, что и уходить не хотелось. И даже появление Эльвиры Тимофеевны его не пугало. Ведь он ничего запретного не делает, пределы отведенной для пациентов территории не покидает. Разве что с посетительницей разговаривает. Но ведь он может сказать, что та сама приставала к нему с разговорами, а сам он пришел к Эльвире Тимофеевне на прием, чтобы рассказать о ночных проказах покойной жены.
– Нет, спасибо, у нас в этом плане все в порядке, – Дарья Павловна повела рукой, будто собиралась перекреститься, хотя и не сделала этого.
– А у нас, увы, не все дома. Жену я застрелил, сам здесь…
– Застрелили жену? – встревожилась женщина.
– Да вы не бойтесь, я не маньяк.
– Я не боюсь, – передернув плечами, сказала она.
– Моя жена мне изменила, так я ее вместе с любовником порешил. Такая вот любовь. А вам Эльвира Тимофеевна зачем нужна, если не секрет?
– А если секрет?
– Все равно интересно. Но вы можете не говорить. Допрашивать я не уполномочен… Да и вообще, – обреченно махнул рукой Павел.
– Что вообще?
– Какой из меня следователь, если я сам преступник? Жену вот убил, любовника ее…
– И вас признали невменяемым?
– Нет, признали, что я способен отдавать отчет в своих деяниях. Правда, срок по минимуму дали, потому что убил в состоянии аффекта… Отбыл наказание, а потом сошел с ума. Верней, еще в зоне умом тронулся… В зоне пахан у нас был, я точно это знаю. Думал, что, выйдя на свободу, работаю на него, ну, здесь, в Ульянове, а оказалось, что нет…