Выстрел в прошлое

Чергинец Николай Иванович

— Ты сам явился, только в диком виде. Где это ты ободрался?

Сергей пощупал руку и лицо, критически осмотрел себя в зеркало.

— Вот черт! Здорово же я надрался, если меня сумели так приложить. А что с рукой?

— По виду — ножевая рана.

— А на морде вид — будто с горы катился. Ну, будем, — он опрокинул пластиковую стопку в рот и занюхал чебуреком. — Ой как хорошо… Вы извините меня, что я так сорвался, переволновался очень за последние дни. Спасибо, что вы со мной возитесь. А Губарь улетел уже?

— Да, сегодня.

— Ну и черт с ним. А как же вы? Вам,

наверное, на службу надо?

— Я побуду с тобой несколько дней — пока не буду уверен, что кризис миновал. У тебя послешоковое состояние. Но хорошая разрядка в Баку должна пойти тебе на пользу, поэтому я тебя и не останавливал.

— А как переговоры с Миллером?

— Торгуются. Губаренко, как всегда, загнул непомерные цифры — у него губа не дура. А Миллер — человек прижимистый, лишнего не отдаст. Они еще долго будут водить друг друга за нос. Так что ты ничего не потерял. Ну что, пей еще одну, а закусишь уже по дороге. Нам еще далеко.

— Я чуть позже, когда очухаюсь, подменю вас за рулем.

— Лучше отдохни. Стакан спиртного, еда и сон — лучшие лекарства на свете, — говорю тебе это как врач.

ГЛАВА 8

РУБЕЖ АТАКИ

В Гяндже вся история повторилась. Второй по величине город Азербайджана (прежде — Кировобад), который всегда завидовал столичному блеску, с приездом в него международной комиссии с высокими чиновниками и представителями хозяев нефтепровода — начал закипать и бурлить. Наученные в Кюрдамире, власти позаботились о том, чтобы не допустить беспорядков. Партийные лидеры были превентивно призваны к порядку, массовые митинги запретили.

Однако разгонять демонстрации, которые пошли вдоль по пятикилометровому проспекту Гейдара Алиева к зданию мэрии, перед камерами журналистов и в присутствии иностранцев было нельзя. В город, связующий Восток и Запад и лежащий посредине между Тбилиси и Баку, был срочно направлен сам Фархат Алиев — министр экономического развития. Он вез городу щедрые обещания.

В походный штаб комиссии, занявший один из исторически ценных домов, построенных из знаменитого на весь Восток красного кирпича, тянулись многочисленные делегации с претензиями на незаконное отчуждение земли, самоуправство, нанесение ущерба и бесконечные злоупотребления. Забастовало единственное в городе предприятие, которое работало до сих пор на полную мощность — винно-водочный завод. Но даже этим ударникам спиртового промысла было на что пожаловаться — в городе были частые перебои с электричеством, оно подавалось по графику, а вода, которая иногда шла из водопровода, годилась только для технических нужд. Питьевую воду все закупали в магазинах и лавках.

Остальные предприятия были при издыхании. Город понемногу умирал. Безработные горожане Гянджи тысячами собирались у миниатюрной копии Девичьей башни, на пешеходной улице, также повторяющей Бакинский Арбат, в уникальном парке Хан багы с его гигантскими деревьями, под которыми все последние годы шумел самовольный рынок-толкучка. Инспекция трубопровода стихийно превращалась в предвыборный тур по стране.

Чтобы утихомирить

политические страсти, Фархат Алиев выступил с официальным сообщением о том, что городу уже в нынешнем году выделяется специальный инвестиционный фонд для развития промышленности размером в девять с половиной миллиардов манат. Сумма поразила воображение горожан, и они принялись составлять проекты реанимации предприятий, хотя простой калькулятор мог показать, что на долю каждого жителя приходится пять долларов.

Сергей заявился уже поздно вечером. Он без стука вошел в номер Боба и Марата, бросив с порога веселое:

— Привет!

Боб скептически осмотрел его с головы до ног:

— Ну и рожа у тебя, Смирнов, — заметил он. — По земле волочили?

— Точно не помню, вроде того.

— Пить надо больше — чтобы на драку не оставалось сил, — наставительно сказал Боб. — Или ты во что-то серьезное впутался, как это Марат умеет?

— Да нет, все в порядке. Как тут дела?

Боб поднял указательный палец вверх:

— Не пей «черную» воду!

— Как это?

— Из-под крана течет так называемая в народе «черная» вода, она годится только для стирки темного белья и мытья полов. Пить и споласкивать глаза можно только покупной «белой» водой, иначе попадешь в городскую больницу, а там тебя быстро переправят в могилу.

Сергей уселся на стул посреди комнаты:

— И больше ничего существенного?

— Возьми в углу свой ноутбук, мы за ним присмотрели. Остальные вещи в твоем номере.

— Спасибо, — Сергей забрал свой компьютер. — Расскажите хоть что как…

— Митинги, возня мышиная, скука, — перечислил Боб. — Ты ничего интересного не пропустил. Мне эта свистопляска еще в Киеве поднадоела, а в этих безводных краях — просто тоска. Если свет опять отключат — пойду к мэрии стекла бить.

— Заблудишься в темноте.

— Нет, тут одна широкая асфальтированная улица — с нее не собьешься.

— Проспект Гейдара Алиева?

— Пустой вопрос. В Азербайджане все хорошее носит имя этого великого человека, кроме Девичьей башни.

— А что Марат молчит, как «черной» воды напился.

— От «черной» воды в сортире сидят, а Марат на тебя сердится. Что Губаренко?

— Ожесточенно торгуется с Миллером. Стоят насмерть — до последнего цента.

— Миллер уже здесь.

— А Губаренко улетел в Москву. Не сговорились пока и взяли тайм-аут.

— Коды торгует?

— Не только, у него еще карта шельфовой геологоразведки по Гюнешли.

— Ценная?

— Он не показывает, но заламывает какие-то несуразные миллионы. Да перестаньте вы дуться. Марат!

Марат отложил газету и спокойно сказал:

— Миллер тебя спрашивал, вы же не виделись в Баку.

Сергей примирительным тоном объяснил:

— Я загудел почти сразу — на старые дрожжи. Двое суток отрывался. А потом Шеин привез меня сразу сюда.

— Надо бы с ним потолковать по душам.

— Он в моем номере ночует, мест в гостинице нет. Так что я, пожалуй, схожу на разведку к Маркусу, а ты можешь проконсультироваться с лечащим врачом без меня. Чего требовать от этого «нефтяного шейха»?