Выстрел
Шрифт:
– Мама!!!
Ого, я и не знал, что умею так кричать! Мне показалось, что меня услышал весь вокзал. Ну и пусть слышит! Я же нашёл свою мать, которую он когда-то у меня отнял!
– Мама!!!
Я забыл и снова вспомнил, что это такое – мамины руки. Я мог забыть, как они обнимают меня?
Ого, я почувствовал себя цыплёнком, маленьким таким, пушистым. И я сразу согрелся.
Только не думайте, пожалуйста, что я маленький… Разве вы никогда не чувствовали себя цыплёнками?
А мама всё шептала: «Господи… Господи…». А я соглашался с ней и понимал, что совсем не изменился её
Я никогда не забуду её глаза. Такие глаза, будто у неё забрали и вновь вернули сокровенное. Нет, я не могу это описать. Я просто купался в этих глазах, таких счастливых и больших, как море, на которое я так и не попал…
Только я не понял, почему же мама плакала? Я больше не позволю ей плакать!
Она гладила и называла меня: сыночек… Сыночка…
Она обнимала меня так, как если бы я был единственный в этом мире…
Она смотрела на меня так нежно, что внутри у меня загорались маленькие солнышки, а сердце стучало так ровно, будто и никогда не сбивало своего шага…
Она прижимала меня так, будто мы не виделись целую вечность, и я чувствовал такой родной мамин запах…
Какое же это счастье - быть сыном своей матери…
А сестра не вредничала. Она взяла меня на руки и широко так, и здорово улыбалась и всё повторяла:
– Славка, Славка…
Ну… Недолгие были нежности, хорошо… А то я уже почти расплакался…
И вдруг увидел Антона. И понял, только тогда понял, что мы уже не будем вместе.
Что мы расстаёмся. С братом. Моим старшим братом. Знаете, что он сказал мне? Всего несколько слов, обычных таких, простых слов, он мне и раньше их говорил… «Славка… Что бы я делал без тебя, Славка?… Братишка ты мой… ». А я…
Я нашёл мать и сестру, меня ждал отец, а я уезжал от брата!
Я знаю, мы ещё увидимся с ним… А как же? И он останется для меня братом.
Я раньше не знал, что такое счастье и почему многих оно так заботит, а теперь – знаю. Спросите меня – и я вам сразу отвечу.
У меня на кухне шипят на сковородке пирожки. В комнате блуждает аромат тёплого хлеба и моего любимого малинового киселя. И ещё чего-то такого вкусного… Надя шуршит книжкой и что-то там шепчет: зубрит. Говорит, что ей влетит за прогулы. На часах уже семь, а за окном - темнота… В ванной шумит вода - пришёл с работы отец…
Если честно, то он очень похож на дядю Борю… Нет, не только голубыми глазами, он такой… Сильный. И знает ответы на все мои вопросы… Говорит всегда спокойно так, не торопясь… А когда смотрит, то так, будто видит меня насквозь…И ещё он, такой…
Ой, меня мама зовёт! Моя мама…
– Мам, я иду!
Может, вы когда-нибудь видели меня на улице, ну, я был такой… штаны мне малы были, и футболка порвалась, и я грустил очень… Потому что я был один… Нет, я выходил тогда редко, наверное, вы видели меня с Антоном. Все думают, что мы – родные братья… Не знаю, замучанными, вы нас видели или уже счастливыми…
А может, я ещё повстречаюсь с вами, скорее всего, вместе с моим отцом. Я всё же маленький рядом с ним… Не смущайтесь, что мы немножко серьёзные: мы разговариваем о важном…Нет, наверное, вы увидите меня с моей мамой – мы с ней часто ходим вместе и я смеюсь, просто потому что мне радостно…
Просто так смеюсь, а вы умеете так?
И да, если вы всё же повстречаете такого вот мальчишку, то знайте, это я – Славка Солнышкин!
Спрашивайте – я отвечу. Я люблю вопросы. Поговорим… А если чего не скажу – спрошу у отца. Уж он-то всё знает…
Глава 23
Вместо эпилога
Музыка для братьев
Падал снег, укрывая землю белоснежным одеялом, пряча под ним старые обиды и тревоги… Таким нежным, бархатным одеялом, с тысячами мелких чудных жемчужин: как в таких маленьких каплях пряталось столько разных цветов?
Они переливались сотнями мелких радуг, эти жемчужины. Они собирали свет со всего мира и преображали его. Дарили радость усталым глазам… Они звенели тысячами разных нот, которые складывались в причудливую, свежую, лёгкую мелодию этой зимы.
Хлопья гладили лицо, хлопья щекотали нос, хлопья кружились и играли, как мысли. И превращались в сотни снежинок, которые, сливаясь, образовывали блестящий алмазный покров…
Тошка выбежал на улицу. Закружили его хлопья, ослепило белое покрывало…
Множество фонарей, перешептываясь, рассказывали, что скоро Новый Год. Будто он и сам не знает!
Он дни считаёт, а они тут секретничают!
Это будет, пожалуй, самый удивительный Новый Год в его жизни…
Приедет отец. Приедет Славка с родителями. А потом, потом мама сказала, что они поедут к Шурке, на недельку, но это уже – счастье. Он так соскучился… И ещё, быть может, там будет Юра, а где Юра, там и Денис… Денис учится на лётчика. Но с ним очень интересно разговаривать на разные темы. После того, как они проводили Славку, он пробыл у них всего полдня, а Антону казалось, что знает его целую вечность. Удивительно, что они живут с Шуркой в одном городе…
Они встретятся, наконец-то… Если всё, конечно, получится… А оно должно получится, он загадает желание…
Тошка смотрел и смотрел в чёрное, в белых крапинках небо… Потом вспомнил вдруг, для чего он вышел – он же хотел кинуть денег на телефон и позвонить отцу!
Электронный счетовод быстро сожрал Тошкины купюры, а в ответ не дал даже чека! Ну ладно…
***
Борис не спал. В полумраке маленькой гостиничной комнатки горела одинокая жёлтая лампочка. Гостиница – полустанок, каких полно в России, и которые так редко можно встретить в западноевропейских странах.
Неуютно было и хотелось есть. Когда они со своей группой, наконец добрались сюда – столовая оказалась уже закрытой. Пришлось согреть желудок остатками чёрного чая и наполнить его мыслями о сытной еде. О завтраке или ужине, неважно, главное, что своим воображением можно хоть немного успокоить этот ненасытный орган.
Уже то, что они отыскали эту гостиницу – замечательно. Уже то, что выбрались из ущелья до наступления темноты – счастье. Ну, почти…
На белой стене зачем-то висели большие круглые часы. Они шли, вроде даже правильно. Ритмично так трещали, в прохладной сырости, решив, что настоящее время знают только они. Притягивали к себе мысли Бориса.