Вьюга
Шрифт:
Она понимала также, что никогда никто из них не скажет, где прячется Эльдар. Прежде всего ей. Она принадлежит лагерю противника и может отправиться к фогду.
О, так мало они знают!
Но Виллему легко не сдается. Она знает, что хутору Черный лес принадлежит пастушеская хижина…
Немного подумав, она пришла к выводу, что именно туда в первую очередь отправится фогд. А Эльдар не настолько глуп. Итак, он должен скрываться где-то в другом месте.
Бросит по лесам? Нет, не в такое время года.
Может, он убежал туда, где он работал несколько лет?
Виллему не знала, где это. И сомневалась в этом. Он отзывался неблагожелательно о тех людях. Нет, едва ли он там.
Она должна его найти. Сказать, что верит в него. Возможно, услышать от него, что он невиновен.
Никлас и Ирмелин отправились в Гростенсхольм за материалами, и в работе наступил небольшой перерыв. Виллему ничего не осознавала. Она была полностью погружена в свои мысли. Мужчины уселись у стены амбара, наслаждаясь последними лучами осеннего солнца.
Там же сидели и работники, пришедшие из Черного леса. Они вели серьезный разговор. Виллему заметила это место и, приняв беззаботный вид, направилась в амбар. Если внутри около стены в месте, где они сидят, лежит сено, она не сможет подойти к ним близко, не выдав себя чертовским хрустом и потрескиванием.
Но ей повезло. Там был голый земляной пол, и кое-где лежали разные инструменты.
Она осторожно на цыпочках подкралась к стене в темном амбаре и уже могла слышать их бормочущие голоса.
Будь осторожна! Она приникла к стене, оперлась о нее руками и только молила Бога, чтобы никто не вошел в амбар. Ее могли заподозрить в чем угодно, увидев, как она подслушивала.
Впустую. Они разговаривают о служанках в Липовой аллее, оценивая их. Совершенно не то, что хотела услышать Виллему.
Вдруг один из них произнес:
– Мне кажется стыдно, что девчонка из Элистранда крутится все время здесь среди мужчин. Такое не прилично для дамы из высшего света.
– Наши девочки никогда бы себе такого не позволили, – сказал другой.
– Но работает она хорошо, – добавил третий.
– Она довольно странная, – презрительно произнес первый. – Можно подумать, что она втюрилась в кого-то.
– Несомненно, – сказал второй голос. – И не трудно догадаться, в кого.
Виллему выругалась про себя. Они стали говорить тише.
– Думаешь, у Барбру он укрыт надежно?
– Думаю, да. Там его никто не будет искать.
Барбру? Сердце Виллему кольнуло. Первый укол ревности в ее жизни. Но кто такая Барбру?
Перерыв в работе кончился, и она снова выскочила наружу.
Барбру… У кого она может спросить? Только не у людей из Черного леса, они ни за что не дадут ответа. Не может она задать этого вопроса и кому-нибудь из Людей Льда в Липовой аллее или Гростенсхольме. Они почувствуют неладное и сообщат фогду.
Сын Еспера! Он лицо незаинтересованное и глуп, чтобы что-нибудь заподозрить. А что, если он пойдет к людям из Черного леса и разболтает, что она разговаривала с ним?
На этот риск она должна пойти. Он обычно не очень общался с ними: они смотрели на него сверху вниз. Разговаривал с ним только Эльдар.
Они остались с глазу на глаз, когда несли материалы для крыши.
– Ты знаком с Барбру, Ларе? – спросила она согнувшись над грузом, чтобы поднять его.
Он выпрямился и, разинув рот, неприлично долго смотрел на нее.
– Барбру? Нет. Знаю только старуху Барбру. Но она уже умерла.
– А молодую девушку?
– Нет. Молодой не знаю.
– Может быть, в соседнем уезде?
– Нет.
– А где жила старуха Барбру?
– В землянке.
Подумать только.
– Но где? Здесь в окрестностях?
– Нет. В уезде Муберг. На горе по другую сторону Муберга. Недалеко от берега моря. Вы знаете, фрекен. Возле болота Хенгтманнсмюра*. [2]
Это уже кое-что.
– Нет, это не та Барбру, которой я интересуюсь.
– Что от нее надо Вам, фрекен?
– Я нашла брошь, на которой выгравировано имя Барбру.
– Можем спросить у других.
– Нет, не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о броши. Она довольно хороша. Я спрошу отца.
2
Болото повешенного (норвежск. )
Ларе отошел, гордый тем, что она доверилась ему одному.
У него было желание злорадно поделиться этой новостью с людьми из Черного леса, но этого не хотела фрекен Виллему. У него было такое чувство, что он все же не вышел победителем в борьбе с ними, ибо промолчал, и он горько вздохнул.
Виллему довольно быстро завершила свой добровольный труд в Липовой аллее и пошла домой.
– Отец, – сказала задумчиво она Калебу, – мне рассказали об одной многодетной семье, которой сейчас в голодный год очень тяжело. Разреши мне отнести им немного еды.
Она совершенно не знала, что точно к такой же уловке однажды в Рождество прибегла Силье, желая прийти на помощь Тенгелю.
– Что это за семья? – поинтересовался Калеб. – В Гростенсхольмском уезде нет ни одной семьи, которая испытывала бы сейчас голод, и у нас еще есть чем помочь.
– Они живут не здесь, а в уезде Муберг. На границе с нами. Можно?
Калеб был тронут сострадательностью дочери.
– Конечно, Виллему. Возьми, что тебе надо, но не больше того, что сможешь унести!