ВьЮжная Америка
Шрифт:
Вдруг Маша перебила причитания Доры по поводу дороговизны майамского транспорта и спросила, можно ли будет завести котенка.
— Э китти? Ши аскс иф ту хэв э китти?
Маша кивнула. Дора обратилась к брату. Маленький человечек оторвался от изнурительной процедуры печатания важной бумажки и сказал что-то, из чего я понял только слово «пэррос», то есть «собаки».
— Котенок — это можно, — обрадованно объяснила нам Дора. — Собак не хочет, а котенок — это хорошо. Ты так любишь котят? — Она повернулась к Маше.
— Я хочу иметь что-нибудь живое, — сказала Маша по-английски почти совсем правильно.
— О, моя милая девочка, она любит животных! — Дора расплылась от удовольствия.
И тут же, без всякого перехода, стала рассказывать о том, как ее друг, который был до мужа, но тоже не гражданин, работая на почте шофером маленького грузовичка, нечаянно переехал то ли змею, то ли ужа, то ли какую-то другую, и его оштрафовали на двадцать пять долларов, а он и без того был всем должен, и вскоре его уволили, но только не за змею, а по подозрению в краже посылок, хотя он никогда не брал даже чужой спички, не то что посылки, и после этого он долго еще уверял всех знакомых, что убил не просто змею, а ведьму, и не будет ему счастья три года, но три года давно уже прошли, а он так и мыкается без постоянной работы и дважды едва-едва откручивался от депортации.
Хозяин дома, по-прежнему тупо улыбаясь привалившему счастью, печатал очень медленно, и похоже было, что Дора сведет нас с ума своими идиотскими историями. Но вот договор об аренде наконец напечатан. Маленький человечек торжественно подписал бумажки, я не менее торжественно приложил свою руку, договор вступал в силу со следующего дня, как и полагается. Кроме договора мне предложили подписать длинный-предлинный список всех находящихся в квартире предметов.
— В Штатах всегда такой лист! Всегда! — настаивала Дора.
Я пробежал глазами этот список и, хотя чувствовал себя несколько униженным (ибо подобный документ так или иначе подразумевает во мне потенциального вора), все же подписал и его. Бог с ними, пусть это будет на их совести. Кроме того, кто их знает, может быть, и нет здесь ничего унизительного, а просто такой дурацкий порядок.
— Не хотите выпить? — спросила Дора.
Я обалдел. Неужели? Конечно, хочу, как не хотеть.
Невзрачненькая жена маленького человечка бесшумно исчезает где-то за перегородками и вскоре возвращается оттуда с подносом. На подносе — ровно семь стограммовых стаканчиков. С кока-колой! Нет, это не насмешка, это совсем другое. Хозяева предлагают напиток в качестве символа подписания договоренностей. По-нашему говоря, обмывка обновки. А кока-кола — тоже символ, символ безалкогольной, порядочной, чтобы не сказать — праведной жизни. Мол, мы обычай уважаем, но и сами не алкаши, и вам этого не советуем (а в скобках, мол, надеемся, что не загадите нашу чистенькую квартирку).
Вполне возможно, что предыдущие квартиранты устраивали пьяные разборки и дебоши, и теперь хозяева, как говорится, боятся куста, как та пуганая ворона.
Однако я не могу все эти спонтанно рождающиеся у меня в голове мысли высказать Валентине, и кока-колу она воспринимает по-своему — ей смешно. Дора расценивает ее смех как нормальное проявление удовольствия и тоже смеется.
Но вот нас провожают до калитки. В моем кармане договор на год, первая оплата будет только через месяц. Прекрасно. Завтра же утром переедем из «Алстона». Сколько можно переплачивать? А сегодня… Сегодня не грех и покутить — немножко, разумеется, в рамках, в рамочках. Но текилу я больше не хочу. От нее дуреет голова и отключается восприятие действительности. Лучше всего взять бутылочку коньяку, полкило шоколада и посидеть в номере, на прощание.
Мы шлепаем пешком по самому дальнему краю Амазонас и через какое-то время проходим мимо витрин красивого магазина под названием «Боло де оро» — «Золотой шар». О, это поистине золотая находка! Выбор вин, в том числе и коллекционных, просто сбивает с толку. Море шоколадных конфет всех мыслимых типов и сортов. Мы сыплем их жменями в бумажные пакеты. Там же — электронные весы: подходи, взвешивай, выбивай сам себе чек и запаковывай. Не можешь — прибежит ассистентка, сделает все в два счета. Из «Боло де оро» выходим основательно нагруженными, я тащу в сумке пузатую потную бутылку «Наполеона» (настоящий Париж!), купленную за каких-то шестнадцать долларов.
— Посидим, перекусим и пойдем гулять по городу, — предлагаю я.
— Нет, не хочется, весь день на ногах, — отказывается Валентина.
Что ж, от нее ничего другого ждать и не приходится — не романтическая натура. Будем гулять с Машей. Маша пока еще не разучилась удивляться, ей все интересно. Почти так же, как и мне. Погуляем на славу. До полуночи.
Ночь, музыка, «бабочки»
— Ты довольна, что мы приехали в Эквадор? — спрашиваю Машу.
— Да, здесь лучше, чем в Москве.
Маша не слишком патриотична. Хотя попытка выяснить, чем именно Кито лучше Москвы, ни к чему существенному не привела. Очевидно, для Маши «лучше» — это когда чувствуешь себя лучше. А почему и благодаря чему — неизвестно.
— Мы могли бы сейчас шататься по острову Цейлон, — напоминаю я наши прежние планы. — Ты бы училась одеваться в сари и рисовала на лбу синюю точку.
— Там, наверное, беднее, — отвечает она.
Так, перебрасываясь малозначительными фразами и раздумывая каждый о своем, мы гуляем по ночному Кито, по самому его центру. Уже двенадцатый час, рычат на Сэйс-де-десьембрэ последние автобусы, все стихает, и только музыка из ночных баров наполняет темные улицы.
Музыка в Эквадоре — это прежде всего румба. Впервые я познакомился с румбой в небольшой очереди в кафе. Был час пик, секретарши хлынули из офисов на обед, образуя разноформенные веселые кучки на улицах. В очереди впереди меня о чем-то оживленно болтали несколько девушек в строгих костюмах из ткани в мелкую клеточку. На прилавке у кассы возвышался телевизор. Хозяин кафе, вечно прогуливающийся между столиками (следит за «уровнем благополучия» клиентов), переключил канал, и в зал хлынула румба, бесшабашная, глупая, назойливая, заводная — все сразу. И тут произошло нечто, чему в русском языке нет соответствующих слов: девушки «в клеточку» вдруг начали танцевать. Прямо в очереди. Нет, они не закружились в вальсе и не затряслись в хип-хопе. Румба в своей основе — это ритмичное топтание на одном месте. И вот, пять или шесть девушек самой разной комплекции самозабвенно топчутся с блаженными выражениями лиц. Через минуту они запели:
— Чики-чики-чики-чики-чики-чики-та!
Обедающая публика одобрительно улыбалась, кассирша цвела, как майская роза.
Позже я ловил себя на том, что все меньше удивляюсь танцующим людям. Оборвыши-пацаны, стоя на лужайке с пакетами яблок и мандаринов в руках, эти малыши-торгаши, заслышав румбу из остановившегося неподалеку автомобиля, без всякого раздумья начинают вытаптывать траву, покачивать бедрами и потряхивать плечами. В переполненном потном автобусе придавленный толстыми тетками парень, вместо того чтобы возмущаться и толкаться, прислушивается к динамику в кабине водителя и вдруг начинает петь: