ВьЮжная Америка
Шрифт:
Немец-терапевт провел осмотр комплексно-выборочно. Как это? Элементарно. У меня он послушал сердце и дыхание, у Валентины изучил язык, зубы и нос, а Маше ощупал всю спину от копчика и до затылка. Потом тщательно перечитал наши московские справки о прививках от желтой лихорадки. Пробовал было прочесть и по-русски, но бросил. И склонился над журналом. А нас попросил подождать в приемной. Мы ждали минут десять, потом вышла рыжая толстощекая сестрица, тоже явная американка, но уже без немецких примесей, чистокровка, вручила мне розоватую бумажку и попросила доплатить по десятке на брата. Вот вам, мол, квитанция за дополнительное обследование.
За что же все-таки лишняя десятка — за то, что он Машкину спину измял или за Валентинин нос? Скорее всего, наверное, за нос.
Но делать нечего, доплатил.
С уличного автомата, глотающего тысячные монеты с такой жадностью, будто его никогда не кормили, я дозвонился до итальянца и отчитался. На том конце послышалась булькающая радость, а потом просьба принести справки завтра в любое время и передать через секретаря.
Вот и еще одно утро потеряно. Когда же я работать-то начну?
На очередном семейном совете мы окончательно решаем отказаться от идеи покупать дорогой принтер. Тотчас же мы с Машей хватаем деньги и тем же днем появляемся в дверях «Эпсона». Разумеется, нас бурно встречает господин распространитель принтеров, распространяющий запах коньяка. Сегодня он распространяет только запах, ему уже давно не до принтеров — и без них хорошо.
Я обрушиваюсь на него как снег на голову и предлагаю проверить парочку принтеров, погонять их немного гуда-сюда: если все тип-топ — я беру оба.
— Оба? — искренне удивляется тот.
«Почему он удивляется? — думаю я. — Подозрительно что-то». Но вслух говорю:
— Оба. Мне две штуки надо.
— Хоть двадцать две! — восторгается распространитель. — У нас их полный склад!
Техслужащие приносят со склада две красивые разноцветные коробки, а еще через полчаса эти же коробки лежат уже в такси, на заднем сиденье. Кроме них — целый пакет с цветными и черными картриджами, стопки очень дорогой бумаги для фотопечати и разная мелочь.
— Засядем теперь на пару недель, — говорю я Маше.
— Зачем?
— Как же, композиции будем делать. Вдвоем. Твоя идея — моя реализация. Плюс твоя коррекция. Премия — пополам. Идет?
— Идет, — соглашается Маша.
Мы привозим принтеры, тестируем их, и удивительно — все прекрасно работает. Но Валентина недовольна. Жалуется, что из-за наших дел мы совсем ей не помогаем, она закрутилась на кухне и света божьего не видит.
— Хоть бы овощей привезли, что ли. Мне же тяжело, — говорит она.
Мы сокрушаемся, сочувствуем. И тут меня посещает мысль: а не съездить ли на рынок? Давно хотел посмотреть, что такое эта местная колхозная торговля. Может быть, она лучше и дешевле «Супермакси». Так или иначе, хорошо бы взглянуть. А заодно и отоваримся..
Весь вечер мы с Машей провозились с принтерами, извели целую цветную чернильницу, пока не набили руку на печати. Результат даже немножко превзошел наши ожидания — ну очень похоже на натуральную фотографию. Мы были довольны, как слоны после купания.
А на следующее утро, едва раскрыв глаза, собрались, выбежали на свежий бодрящий воздух, тормознули канареечный «фиат» и покатили на рынок.
Благодаря системе «Супермакси» многие китийские рынки канули в Лету, закрылись. Выжили только два, их удобно называть Южный и Северный. Что касается Южного, то я там побывал разок и больше не хочу, не понравилось — разрушенный он какой-то, неухоженный, грязноватый. Видно, тоже недолго продержится. У его хозяев давно нет средств на ремонт. Северный рынок чуть получше, но тоже не сахар. В сравнении с дворцами-«супермаксами» китийские рынки выглядят даже не золушками, а просто заброшенными бродяжками.
И все же смысл в посещении Северного рынка есть. «Супермакси» не всегда предлагает такое огромное разнообразие овощей в таком немереном количестве. Каждая торговка на рынке располагает горой, которая неизвестно каким образом держится и неведомо из чего сооружена. К вершине горы ведут мостки и перильца. Вы показываете пальцем, торговка отслеживает направление вашего взгляда и ползет на гору. Там она отыскивает что покрупнее и спрашивает с высоты:
— Это?
— Не-е-ет! — кричите вы, и эхо разносит ваш голос по баклажановым и огуречным ущельям.
Покупать надо уметь. Лично я старался подходить только к возвышенностям пониже и брать только то, до чего можно дотянуться. Не буду перечислять все, что мы там накупили, это было бы слишком долго и скучно. Скажу проще: мы купили все, на что была способна наша фантазия. То есть что видели, то и брали.
Приедем домой, договорились мы с Машей, выгрузим, и пусть мама сама разбирается.
Там же, на рынке, мы приобрели две великанские сумки из плетеной синтетики, по тыщу штука. И минут за сорок (ходили долго, глазели, как в Третьяковской галерее) набили-таки обе сумки товаром. Тащил их обе, конечно, я. У Маши бы пупок развязался от такой тяжести. И вот, когда мы, к моей большой радости, наконец-то выбрались с рынка и когда я, согнувшись и кряхтя, доволок сумищи до такси, я посчитал, и выяснилось, что на все про все мы потратили сорок четыре тысячи сукров. Одиннадцать с половиной долларов. Это несмотря на то, что брали мы отнюдь не картошку, а чуть не половина всех наших покупок — настоящие деликатесы вроде персиков и гранатов. Я пересчитал раз пять, пока не убедился, что так оно и есть — сорок четыре.
— А ты можешь представить, сколько бы это стоило в Москве? — спросил я Машу.
Она подумала и сказала уверенно:
— В Москве потянуло бы на сто пятьдесят долларов.
— Да, на сто пятьдесят, — согласился я. — Уж на сотню — это точно.
Вот так! В девять раз дешевле, чем в Москве. Когда мы выложили покупки на оба кухонных стола, Валентина на минуту потеряла дар связной русской речи, а после того как я назвал ей общую стоимость, мне показалось, что и междометия из ее памяти временно выскочили. Перед нами встала задача: как это съесть раньше, чем оно испортится? Забегая вперед, скажу, что с поставленной задачей мы справились успешно.