Выйти из боя. Гексалогия
Шрифт:
Казалось, лейтенант сейчас схватится за кобуру.
Катрин спрыгнула на землю, закинула за спину винтовку:
— Пойдем.
— Куда?
— Снаряды загрузим. Если уж решили драпать налегке, то хоть в нормальном месте сложите. Может, пригодятся кому.
Катрин съехала по скользкой от росы траве вниз, уцепилась за ручку ящика. Блин, тяжеленный какой. У бойцов эта работа получалась лучше. Девушку попытались оттеснить, но она упорно помогала и не заметила, как подбежал Любимов.
— Товарищ Мезина, они уходят и матчасть бросают! Их майор меня послал и уже укатил. Сволочь тыловая.
— Не ругайся. У майора небось семья в Караганде. Шутка ли, в такую даль драпать придется, — Катрин покосилась на сопящего от натуги лейтенанта-артиллериста.
Большая часть ящиков вернулась в машину. Правда, бойцы начали растерянно переглядываться.
— Может, свяжешься с комполка? Он недалеко.
Любимов несколько смутился.
— Я на танковой рации могу. А на полковой не очень. У вас, лейтенант, радисты остались?
— Радисты есть. Связи нет вторые сутки, — пробурчал артиллерист.
— Попробуйте на нашей. Радиста нашего… Смертью храбрых. Да не возитесь. Немцы кофе попьют, действительно бомбануть могут, — намекнула Катрин.
Оба лейтенанта рысью убыли искать радиста.
Катрин тянула ящик в паре с рослым бойцом. Красноармеец поглядывал на нее, но молчал.
— Я тебя возбуждаю или еще чего?
— Комбез у вас…
— Ну да, кровь, — Катрин похлопала по штыку на поясе. — Вчера с немецкими мотоциклистами познакомились. Ничего парни были, приветливые. Там и лежат, суки. А за вид извините. Переодеться не во что.
— Работает? — нетерпеливо спросил Любимов.
— Не могу знать, — пробормотал младший сержант, не поднимая головы. — У нас не такая модель была.
— Да ты чего, Ковальчук? — изумился лейтенант-артиллерист. — У нас такие же аппараты.
— Не включается, — мрачно сказал радист, трогая ручки настройки.
— Позвольте мне посмотреть, товарищ Ковальчук, — вежливо сказал только что подошедший к машине капитан.
Катрин с некоторым изумлением смотрела, как неуклюже капитан лезет в кузов. Кобура болталась на худой заднице, как нечто совершенно противопоказанное этому тощему существу в новенькой форме и сидящей на ушах фуражке. Хрустящая от новизны полевая сумка путалась в коленях. Любимов подхватил капитана под локоть, помог.
— Благодарю, — капитан поправил очки и представился: — Капитан Рац Николай Ефремович. Исполняю обязанности начальника штаба дивизиона, — он отдельно кивнул сидящей на заднем борту Катрин. — В чем дело, товарищ Ковальчук?
— Не надо включать, товарищ капитан, — угрюмо и убежденно заявил младший сержант. — Немец запеленгует в два счета. Пришлет бомбовозы, все погибнем.
— Вы не правы, голубчик, сейчас работает столько радиопередатчиков, вряд ли их все пеленгуют, поэтому логично предположить, что… — укоризненно начал капитан.
— Голубчик?! — взорвался поначалу обомлевший Любимов. — Ты что, сука, тут мудрить вздумал? Думаешь на гауптвахте отсидеться? Видели мы эти гауптвахты. Слазь, я тебя по закону военного времени, — лейтенант без шуток рванул кобуру.
Сержант шарахнулся к борту.
— Э-э, — капитан Рац тоже явно не ожидал такого резкого развития событий.
Любимов стряхнул руку пытающегося его остановить артиллериста, ткнул дуло «нагана» в лицо побледневшему радисту.
— Слазь, с предателями разговор короткий!
— Лейтенант, сейчас каждый человек на счету, — вмешалась в приобретающий катастрофический характер разговор Катрин. — В бою сможет искупить. Я с него глаз не спущу…
Рация заработала.
— Позывные? — хрипло спросил несчастный Ковальчук.
— Я только старые знаю, — поморщился Любимов. — Попробуем?
— Подождите… — сказала Катрин.
… — Ельцин, Горбачев, ножки Буша, Паша Грачев, Герат, Грозный, одноногий Басаев, БМП, Калашников, 9 мая… Николай Андреевич, ответьте. Вызывает ЕГМ… — радист бубнил с профессиональной монотонностью.
Слегка остывший Любимов совещался с офицерами-артиллеристами. Катрин показала ему глазами, чтобы «наган» спрятал. Большая часть машин уже двинулась под защиту рощи. Тягач буксировал туда же уже второе орудие. Один «СТЗ» заводиться не желал, и с него сливали остатки горючего. Верхушки деревьев начали розоветь. Сидя в обнимку с винтовкой, Катрин с тоской думала о том, что те дни в июне были ясными и солнечными. По крайней мере здесь, у Львова.
Николай Андреевич ответил только часа через полтора. Превратившаяся в машину радиосвязи полуторка уже стояла под сенью сосен. Уставший Ковальчук поманил Катрин. Сухой голос майора Васько девушка сразу узнала, но ей пришлось ответить, как имя-отчество Горбачева и сколько Шереметьевых под Москвой. Ответы Васько удовлетворили, и Катрин передала связь лейтенанту Любимову.
Приказ был короток: «Развернуться, замаскироваться. Ждать связных с дальнейшими указаниями».
Катрин охраняла изнуренного предчувствием трибунала Ковальчука и старалась не задремать. Радист бы и сам никуда не делся. Все желающие, включая командира дивизиона, замполита и большую часть офицеров, уже «выводили личный состав». Уменьшившийся на две трети дивизион занял позиции на опушке рощи. Кроме четырех 122-мм орудий, в дивизионе сохранились 25-мм зенитное орудие, счетверенная пулеметная установка и два станковых пулемета. Катрин осознавала, что ей никогда не понять происходящее. Люди, только что готовые бросить все и бежать, окапывались, преувеличенно бодро переговаривались, готовясь к бою.
Катрин взяла Ковальчука, и они принялись зарываться. В саперных работах девушка была не сильна, пришлось слушать опытного младшего сержанта.
На шоссе темнели сгоревшие машины да так и не оживший тягач. Но пустовало шоссе недолго. Потянулись телеги, отдельные машины, потом поток отступающих усилился. Артиллеристы создали что-то вроде контрольно-пропускного пункта. Руководил там приободрившийся Любимов. Работая лопатой попеременно с радистом, Катрин Поглядывала на деятельность лейтенанта. Неплохо у него получалось, уверенно. В Берлин войдет со звездочками покрупнее лейтенантских. Хотя до звездочек и погон еще воевать и воевать. Сказать, что погоны носить будет, — не поверит. Доживет? Катрин с яростью вонзила лопату в песчаную, засыпанную сосновыми иголками землю.