Выживает сильнейший
Шрифт:
– Приятного аппетита.
– Седло барашка сегодня есть?
– Нет, мадемуазель, к сожа...
– А вообще что-нибудь приличное?
В глазах официанта мелькнула такая боль, что впору было предложить ему таблетку анестетика.
– Что вы заказывали в последний раз, мадемуазель?
– Палтуса, но он походил на кашу.
– Кашу?
– Кашу. Рыхлый, вялый и безвкусный. Ему не хватало пары минут на сковороде. Мне пришлось самой проследить за этим.
Мэтр потянул в стороны концы галстука-бабочки – ни дать ни взять попытка покончить с собой от отчаяния.
– Хорошо. Я предупрежу шефа.
Зина улыбнулась.
– Две воды со льдом и лимоном, пока мы определимся, а еще принесите бутылку приличного белого вина.
– Приличного... – пробормотал француз.
– Калифорнийского, – уточнила Зина. – Шардонне, и чтобы год тоже был приличным.
– Французы такие надутые индюки, – заметила она, когда мэтр отошел от нашего столика. – Я могу мириться с чванливыми рожами, но ведь они давно стали интеллектуальными банкротами, вот что делает их патетику такой невыносимой. Вечно носятся со своей издыхающей культурой и насморочным языком, отказываясь с патологическим упрямством признать, что на нем уже никто не говорит, что он стал лингвистическим пережитком.
– Что вы хотите этим сказать?
Она хмыкнула.
– Пережитком, потому что в нем слишком мало слов?
– Ну, для того чтобы заказать утку под маринадом, слов вполне хватит, однако для более серьезных вещей их просто нет. Возьмите современную науку – когда в последний раз программное обеспечение было создано на французском?
– И все же это прекрасный язык.
Зина рассмеялась. Мальчик-мексиканец принес нам воду.
– Шеф, – с пренебрежением сказала она. – Какой-нибудь коротышка даже без зеленой карты [13] .
13
Green card – выдаваемый иностранцу вид на жительство в США с правом на работу.
Сидя напротив в кабинке, я ощущал аромат ее духов, легких и старомодных. Французских, наверное. Лизнув указательный палец, Зина провела на запотевшем стекле высокого стакана вертикальную линию. Затем другую. Перечеркнула их двумя горизонталями, превратив в поле для игры в крестики-нолики, и стерла ладонью.
– Вот видите, у меня тоже бывают дни, когда я становлюсь то Свифтом, то Папой.
– Естественно, как и каждый из нас.
– Нет, только если вам повезет.
Я улыбнулся.
– Что такое?
– Вы достаточно уверены в себе.
– Это плохо? – Она вновь, как и в машине, выгнула спину.
Не дожидаясь моего ответа, Зина положила руку на мое запястье. Тонкие хрупкие пальцы с неожиданно мягкими подушечками. Горячие – как у охваченного жаром или приливом энергии ребенка.
– Было бы лучше, если бы уверенности мне недоставало, Эндрю?
– Отчего же. Я бы сказал, что вы, очевидно, наделены многими достоинствами.
Хватка усилилась, в кожу впились ее ногти.
– Я?
– Интеллектуальными и физическими в равной мере.
Кисть расслабилась, палец ее легкими круговыми движениями начал поглаживать ложбинку на моей ладони. Не очень приятное ощущение, однако я не сопротивлялся.
Внезапно Зина убрала руку.
– Видимо, это больше по вашей части. Я имею в виду чувство собственного достоинства. На протяжении всего детства родители уверяли меня в моей одаренности.
– Добрая родительская поддержка.
– Я ни слова не сказала о их доброте. Но на похвалы не скупились. – В голосе ее прозвучала металлическая нота. Радужная оболочка глаз в полумраке казалась серой. – Родителями, собственно говоря, они были отличными. Умные, образованные люди, которые научили меня здраво мыслить. А ваши?
– Хотелось бы мне сказать то же самое. – Я покачал головой.
– Изнуряли своей любовью и опекой"
– Вовсе нет, но я не смог бы назвать их отличными.
– Бедняжка. Ваша мамочка вас не баловала – поэтому-то вы и избрали психологию?
– Может быть.
– Всего лишь? То есть вы и сами не знаете?
– Я не слишком силен в самоанализе.
– А мне казалось, в этом ваша суть.
– Суть в том, – пояснил Эндрю, – чтобы понять свихнувшийся мир, в котором мы живем. Это дает возможность делать в нем то, что желаешь. Не хочу заниматься самокопанием, предпочитаю лезть в чужие головы, не вступая в собственное дерьмо. Скажете – непоследовательно? Пусть так.
– Грубо, грубо, cher Э. Складывается впечатление, что вы ищете конфликтов. Если что-то дается вам без труда, вы теряете интерес, не правда ли?
Я промолчал.
– Правда?
– Зина чувствительно подтолкнула меня локтем.
– Как уже было замечено, самоанализ раздражает, Зет. Что вы посоветуете заказать? – Я взял в руки меню.
Похоже, ей надоело играть – на мгновение лицо стало злым. Но Зина тут же овладела собой и улыбнулась.
– Ну, – весело проговорила она, – я бы предпочла палтуса.
– А он не окажется похожим на кашу?
– В таком случае я размажу ее по их рожам.
Рыба была приготовлена великолепно.
С кислой улыбкой мэтр поставил перед нами тарелки и опасливо наблюдал за тем, как попробовал я, как за мной положила в рот кусочек и Зина. Я удовлетворенно кивнул, она продолжала есть. Официант с облегчением повернулся спиной к столику.
Зина аккуратно разделала рыбу, убедилась в полном отсутствии костей и принялась методично, без единой паузы, уничтожать ее. Когда с этим было покончено, она переключилась на гарнир, и к тому времени, как я почувствовал, что уже сыт, на ее тарелке не осталось даже веточки петрушки.
– Еще одно достоинство, – заметил я.
– Вы принадлежите к числу мужчин, считающих, что женщина вообще не должна есть?
– Боже упаси.
– Тем лучше. Я люблю есть. – Зина откинулась на спинку кресла и вытерла губы. – Здесь, – она похлопала себя по плоскому животу, – не откладывается ни грамма. – Я сжигаю калории. Избыток энергии.
– Вы могли бы прекрасно заводить аудиторию.
Зубы ее сверкнули в улыбке.
– Я была замечательным заводилой.