Выживает сильнейший
Шрифт:
Пролистав последнюю газету, Фиби ни на шаг не приблизилась к разгадке. Стало ясно, что нужно встретиться с женщиной, приславшей ей письмо. Но для этого необходимо предварительно собрать как можно больше информации, понять, типичен ли этот случай. Город как будто охватила энлэошная лихорадка. Но если бы не желтая пресса, то жизнь Сан-Франциско казалась бы Фиби совершенно обычной.
Хорошо бы, если Пейдж откопает что-нибудь стоящее...
— Пейдж Меттьюс? Конечно, я вас помню.
На самом деле он ее явно не помнил. Пейдж отыскала своего старого профессора из Калифорнийского
— Мне бы хотелось задать вам пару вопросов, доктор Хейвуд, — сказала Пейдж как можно вежливее.
Он улыбнулся, но так и не выпустил из рук веника. Ей показалось, будто профессор собирается вымести ее за дверь. Пейдж помнила лишь обрывки его теорий о «летающей тарелке». Вообще-то Хейвуд преподавал философию, но попутно рассказывал об уфологии, несмотря на строгие предупреждения администрации.
— Конечно-конечно, — ответил он, широко улыбнувшись. Профессор был уже немолод, когда Пейдж училась у него, а теперь казался совсем пожилым. Его лицо прорезали морщины, под глазами появились мешки, а щеки отвисли, словно у бассета. Глаза, спрятанные за массивными стеклами очков, глядели будто бы из самой глубины черепа. Волосы седые и редкие. Разговаривая с Пейдж, он ежеминутно приглаживал их руками. Хейвуд был одет в серый свитер, синюю рубашку, бесформенные серые штаны и черные ботинки. — Пожалуйста, проходите.
При взгляде на него нахлынули воспоминания о годах учебы. Занятия проходили в одной из самых больших аудиторий. Пейдж постоянно опаздывала и появлялась, когда все давно уже сидели на своих местах. А иногда и вовсе не добиралась до аудитории, оставаясь послушать, как какой-нибудь парень играл на гитаре.
Профессора Хейвуда все слушали с удовольствием. Он обходился без всяких записей и мог говорить без остановки целый час.
Его лекции касались самых разных вещей. Он был настоящим фанатом Спинозы и Мартина Хайдеггера. Но Пейдж особенно запомнилась одна лекция, когда профессор завел речь о различиях между подлинной и ощущаемой реальностью, а потом как-то переключился на пришельцев.
— Кто-нибудь из них может оказаться прямо здесь, среди нас, — сказал он. — Посмотрите на товарищей, сидящих справа и слева от вас. С виду — обычные люди, правда? Но задайте себе вопрос: если их технология позволила достигнуть нашей планеты, а мы все еще никак не можем освоить свою Солнечную систему, то неужели они не смогут заставить нас видеть то, что они желают? Конечно же, для них не составит ни какого труда ходить среди нас, не показывая своего настоящего облика. То, что вы видите, не всегда является настоящим, оно не всегда бывает подлинным.
После этого профессор вернулся к основной теме, но студенты еще несколько недель после этого обсуждали его веру в пришельцев. Как слышала Пейдж после, лекции Хейвуда становились все более странными, пока его в конце концов не выперли с работы.
Войдя в дом, Пейдж удивилась:
— Извините за небольшой беспорядок, — сказал профессор.
— Ничего. А вы жили здесь же, когда преподавали в Беркли?
Он прищелкнул языком, указывая ей путь.
— Да. И мне гораздо лучше без этих ежедневных поездок. Они причиняли мне ужасные неудобства.
Пейдж сразу поняла, о чем речь. Она и сама ездила на скоростных поездах, ходивших по тоннелю под заливом. Добираться так было гораздо быстрее, чем по мосту, но в часы пик там происходило настоящее столпотворение.
— Это точно, — вздохнула она. — В такую даль, и дважды в день.
— Но мне не хотелось расставаться с этим домом, — продолжал Хейвуд. — И я рад, что так и не решился на это. С тех пор я через залив — ни ногой. Прошу сюда, Пейдж.
Он провел ее в столовую, посреди которой возвышался условно-обеденный стол. Как и все остальные помещения, столовая напоминала библиотеку. Казалось, будто кто-то поднял библиотеку в воздух и вытряхнул все книги сюда. Но у стола все же виднелись два свободных стула.
— Садитесь, — предложил профессор и отодвинул один из них от стола. Из-за солнечного дня Пейдж оделась в легкое цветастое платье и теперь испугалась: повсюду такая пылища, так что у нее на попе может остаться огромное пятно. Но все-таки она села, хотя в носу по-прежнему щекотало. Потом, возможно, после удастся отряхнуться, но только не здесь. Профессор сел напротив, так и не сняв фартука.
— Я хочу спросить вас об НЛО, — начала Пейдж, раздумывая, какую тактику избрать.
Лицо Хейвуда напряглось.
— Я... я не знаю, о чем вы, — пробормотал он.
— Да ладно, профессор. Неопознанные летающие объекты. Вы же без конца говорили о них на лекциях.
— Ну, это большое преувеличение, — возразил он. — Я упоминал о них раз-другой, не больше. На свою беду.
— Для вас это больная тема?
— У меня была должность профессора, я обладал неприкосновенностью. Руководство университета должно уважительно относиться к различным точкам зрения. Но кто-то изменил это правило из-за одной маленькой научной загадки, и я вылетел оттуда. Так что, как вы понимаете, мне не очень хочется говорить на эту тему.
Его лицо побагровело, как свекла, и он схватился за воротник рубашки, будто бы задыхаясь. Казалось, у него начался сердечный приступ.
— Если эта тема вам так неприятна, то... — начала Пейдж.
— Да, именно так! Эта тема мне неприятна, мисс Мэттьюс! — воскликнул профессор. — К тому же я очень занятой человек.
— Пожалуйста, доктор Хейвуд, — настаивала Пейдж. Она поняла, что все вот-вот сорвется. «Это просто необходимо, — напомнила она себе. — Нужно выяснить, нормальна ли женщина, приславшая письмо». — Я хотела сказать, профессор, что вы поступили мужественно, отстаивая свою точку зрения. Ну, а теперь, когда вас уже никто не может наказать, проявите мужество еще раз. Это очень важно.