Выживший. Первый секретарь Грибоедова
Шрифт:
Уже на другой день, 25 февраля, следственный комитет представил императору Николаю предложение по делу Грибоедова: «Освободить. С очистительным аттестатом».
Николай обмакнул перо в чернила и начертал повеление: «Грибоедова содержать пока у дежурного генерала». Без каких-либо объяснений.
Сиделец гауптвахты Главного штаба оставался сидельцем. Пока… Гауптвахта ведь тоже жизнь.
Через адъютанта дежурного генерала Потапова – капитана Жуковского Александр Сергеевич просил Булгарина достать книгу Жан-Жака Бартелеми «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию». В этой книге были карты Древней Греции. Юный Анахарсис, по рождению скиф,
Книгу Булгарин найти быстро не смог, а записку прислал в тот же день. Обнадежил сидельца: следственный комитет принял решение освободить Грибоедова из-под стражи. Освобождение, скорее всего, задерживается по причине печальной: в Петербург привезено тело императора Александра Благословенного. Похороны назначены через неделю.
Вечером того же дня Жуковский сопроводил Грибоедова в квартиру Булгарина. Милейший друг Фаддей Венедиктович, человек дела, тотчас объявил:
– Я написал письмо Ростовцеву. Поручик – член Северного общества, но это он донес государю о дне восстания.
Грибоедов удивился:
– Фаддей Венедиктович, о чем же вы написали ныне столь уважаемому офицеру лейб-гвардии?
– Во-первых, о вашей комедии, где вы осмеяли тайные сборища. Во-вторых, о том, что ненавидите Якубовича.
– Еще бы! У нас отложенная дуэль.
– О Рылееве помянул, – признался Булгарин. – О том, что вы не могли быть членом общества уж только потому, что избегали знакомства с Рылеевым. Вы ведь и впрямь виделись всего раз, на завтраке.
– Единственный раз, – согласился Грибоедов.
Отужинали. Александр Сергеевич прошел к роялю, и его оставили одного.
На гауптвахту Жуковский отвез своего подопечного далеко за полночь.
А назавтра, в понедельник, 15 марта, в 8 часов вечера, по приказу военного министра Татищева его доставили в Петропавловскую крепость.
Вопросы следственного комитета снова были о пребывании Грибоедова в Киеве в июне 1825 года.
– Никаких поручений к членам Южного общества от Александра Бестужева-Марлинского я не имел, – заявил Грибоедов. – Не было поручений и от Рылеева. С Корниловичем, о котором вы спрашиваете, в Киеве встреч у меня не было. Кто таков Сухачев, знать не могу, ибо не знаком.
На другой день, 16 матра, опять привезли в крепость. Причем, объяснили: по просьбе Бенкендорфа.
Спрашивали о Сухачеве. Грибоедов возмутился. Тогда ему напомнили: Сухачев – ростовский купец. Жил в Таганроге во время пребывания в городе императора Александра. Подозрение купец вызвал странностями поведения: имел огромную библиотеку и все свое время убивал на чтение книг, а также на какие-то писания.
На допрос Грибоедова прибыл Андрей Андреевич Ивановский – делопроизводитель следственной комиссии, ибо комитет преобразовали в комиссию. Сообщил: Сухачев привлечен к следствию ошибочно. С Грибоедовым чиновник Третьего отделения Ивановский говорил наедине:
– Вы, Александр Сергеевич, полностью оправданы и будете освобождены от ареста.
Радость померкла через полчаса. Из крепости отвезли на гауптвахту.
На замке, но с дивными ночами
Отчаяние скрасил их страж, их капитан, добрейший Михаил Петрович Жуковский:
– В бега, ребята!
По Невскому проспекту в кондитерскую Лоредо. Лакомились, пили чай с Цейлона с травами гималайскими и тибетскими. Почаевничали, и Жуковский с Завалишиным отправились в Зимний,
Некогда ошеломивши прихожан костела камаринской, громово исполненной на органе в ночных музицированиях, Александр Сергеевич не тревожил ни Баха, ни Листа… Все извлеченные звуки были небылью и ради небыли. Гармонии, созданные вдруг, противились исчезновению бесконечно долгими звуками. Всякое создание в чреде творений вечность умеет распознать. Но жизнь – мгновение. Грибоедову было дорого облекать мгновения в звук…
Утром Александр Сергеевич передал Жуковскому записку для Булгарина: «С нами чудное происшествие. Караул приставлен строжайший, причина неизвестная. Между тем, я Комитетом оправдан начисто, как стекло. Ивановский, благороднейший человек, в крепости говорил мне самому и при всяком гласно, что я немедленно буду освобожден. Съезди к Ивановскому, он тебя любит и уважает, он член Вольного общества любителей словесности и много во мне принимал участие… Чего мне ожидать? У меня желчь так скапливается, что боюсь слечь или с курка спрыгнуть. Да не будь трус, напиши мне, я записку твою сожгу…»
19 марта Александр Сергеевич писал уже более тревожно: «Одолжи мне сто пятьдесят рублями, а коли у тебя нет, извести о моем голодном положении Жандра или Чернышева. В случае, что меня отправят куда-нибудь подальше, я через подателя этой же записки передам тебе мой адамантовый крест, а ты его побоку».
Награда у Грибоедова была единственной: персидский орден Льва и Солнца 2-й степени.
Деньги Александру Сергеевичу были доставлены в тот же день.
«Очень-очень благодарю тебя за присылку денег, – писал сиделец в очередной записке, – сделай одолжение, достань мне “Тавриду” Боброва, да ежели нельзя на подержание, то купи мне “Дифференциальное исчисление” Франкера, по-французски или по-русски».
Сводящую с ума неизвестность стремился заполнить чтением. В одной из записок писал: «Дай, брат, пожалуйста, длинных академических газет, да еще каких-нибудь журналов».
Булгарин, Муханов и другие отважные благодетели доставили Грибоедову на гауптвахту: «Чайльд Гарольда» Байрона, «Стихотворения Александра Пушкина», «Из путешествия юного Анахарсиса в Грецию» Жан-Жака Бартелеми, «Тавриду» – лирико-эпическое песнотворение капитана Семена Боброва, «Начертание статистики Российского государства» К.И. Арсеньева, три тома «Истории» Карамзина, «Апологи в четверостишиях, выбранные преимущественно из Мольво» Ивана Ивановича Дмитриева, «Сравнительная история философских систем применительно к принципам познания» Дежерандо, отрывки из «Илиады» в переводе Гнедича. Александр Сергеевич ежедневно почитывал также Шубертовы календарики – санкт-петербургский карманный месяцеслов на сто лет от Р.Х. с приведенными астрономическими и историческими статьями.
И вот оно 18 апреля – Пасха. День дней – праздник светлых надежд православного человека.
Уже утром Фаддей Венедиктович Булгарин получил с гауптвахты поздравительное письмо Грибоедова: «Христос Воскресе, любезный друг. Жуковский просил меня достать ему точно такое же парадное издание Крылова, как то, которое ты мне прислал. Купи у Слёнина (далее – по-французски: «вы, конечно, понимаете, что я не могу отказать ему в маленьком подарке такого рода»), да пришли, брат, газет. Друг мой, когда мы свидимся! И.В. Крылова он нынче же должен подарить в именины какой-то ему любезной дамочки».