Выживший. Покорение Америки
Шрифт:
Он вполне неплохо говорит на английском, хорошо держался и заявил, что Большой Иван не так давно перебрался в Нью-Йорк из Техаса, беспощаден не только с врагами, но и с собственными подчинёнными, нарушившими негласные правила русской банды, а в будущем планирует помимо Гринпойнта распространить своё влияние и на часть Гарлема. Мол, теперь итальянцам придётся мириться с новым соседом. Тогда как Джо требовал материальной компенсации за гибель своих людей.
— А откуда у нашего Джо все эти увечья? — как бы между делом поинтересовался Профачи, хотя и так догадывался.
— Насчёт
— Но ведь на такие встречи приходят без оружия! — не удержался Маггадино.
— Всё верно, такой была договорённость, но я на правах друга не стал обыскивать Джозефа, понадеявшись на его честность. Оказалось, зря… Хотя, конечно, этот русский — не знаю уж, преднамеренно или нет — вывел его из себя, намекнув, что если Джо окажется несговорчивым, то могут пострадать члены его семьи.
— Семья — это святое! Жён и детей трогать нельзя! Это выходит за рамки! — донеслось с разных концов стола.
— В общем, — повысив голос, продолжил Лански, — Джо выхватил пистолет и собирался пристрелить русского. Но тот оказался шустрым парнем, тут же опрокинул стол, выбил из руки Джозефа оружие и отправил его в нокаут. Всё произошло так быстро, что ни я, ни Тартамелла не успели ничего предпринять. Да, в целом-то, всё разрешилось само собой. Джо оказался в отключке, а этот Бёрд ещё раз повторил свои условия и отправился восвояси. Никто ему препятствовать не стал, он был в своём праве. На этом, собственно, и всё.
Вновь в зале воцарилось молчание, которое спустя некоторое время было прервано Фрэнком Костелло.
— Джозеф, так всё было?
— Ну, так, — с явной неохотой вполголоса ответил Бонанно.
— Что ж, мы выслушали Мейера, а Джозеф Бонанно этот рассказ подтвердил. Думаю, всем всё понятно? Хорошо. Джозеф, я обращаюсь к тебе… Ты знаешь, что в Большом Яблоке мы работаем с итальянцами и неграми, и работаем неплохо. Всем хватает на жизнь, на содержание своих семей. Зачем ты сунулся в эту берлогу и разбудил русского медведя? Тебе мало было твоих доходов? Почему ты не посоветовался с другими донами? Или, может быть, ты считаешь себя достаточно независимым? Напоминаю, что ты моложе каждого из нас, но, несмотря на молодость, твои заслуги говорят за тебя. Однако этот случай отнюдь не делает тебя лучше в глазах друзей.
— Послушай, Фрэнки, я ещё раз повторяю, что сам улажу это дело. Завтра же две сотни моих ребят перевернут этот чёртов Гринпойнт вверх дном, и Большому Ивану придёт конец.
— То есть ты устроишь войну, которая в любом случае заденет другие кланы, — как бы с чувством удовлетворения произнёс Костелло. — При этом ты даже не знаешь, насколько сильны русские, а уже строишь победные планы. Друзья, мы можем такое допустить?
— Война нам пока не нужна, — подал голос Мангано. — Дьюи только и ждёт повода, чтобы взять нашего брата за жабры. Его люди постоянно крутятся вокруг моего бизнеса, вынюхивают, за что можно было бы уцепиться. Война затронет всех, а мне не хочется, чтобы моё имя появилось на первых страницах газет с негативным оттенком.
— И ещё кое-что хочу сказать, — поднялся Стефано Маггадино. — Джо, ты мой кузен и, если
— Да, было такое, — согласился Бонанно. — Но как я мог подставить своих людей под пули твоих врагов, против которых лично мы ничего не имели?
— А в другой раз я попросил тебя одолжить пару миллионов долларов на приобретение контрольного акций одной из компаний. Снова отказ…
— В тот момент у меня не был свободных денег, я тебе объяснял, что вложился в серьёзное предприятие.
— Вот видите, каждый раз у моего кузена была причина мне отказать, — словно в поисках поддержки, оглянулся по сторонам Маггадино. — А мы родственники и, если кто-то ещё помнит, на Сицилии родственные связи всегда стояли превыше личной выгоды.
— Это верно, так было всегда! — послышались голоса со всех сторон.
— Что вы говорите?! — затравленно выкрикнул Боннано. — Вы же знаете, что я всегда чтил традиции!
— Может, где-то и чтишь, а сам пытался оторвать кусок от моего бизнеса, — встрял Рицотто. — Тебе мало Нью-Йорка, что ты протянул свои руки в Калифорнию?
— Эй, Энтони, что ты несёшь?! К тому наезду я не имел никакого отношения…
— Джо, люди тобой недовольны, — подытожил Костелло, пресекая разноголосицу. — Ты сам видишь, что у наших друзей накопилось к тебе слишком много вопросов, а своими действиями ты только подливаешь масла в огонь. Невольно начнёшь задумываться, стоит ли тебе оставаться в Комиссии, которую ты своими поступками дискредитируешь.
— Я понял, Фрэнки! — догадка озарила лицо Бонанно. — Я понял… Вы сговорились! Вам не нравится, что я набрал такую силу, и решили избавиться от меня. Вы… вы подлые предатели!
— Джо, угомонись, — остановил его взмахом руки Костелло. — Я всегда считал тебя своим другом, и многие здесь присутствующие это подтвердят. Но всему есть предел. Ты раз за разом нарывался, и твой наезд на русских стал последней каплей. Предлагаю проголосовать. Кто за то, чтобы исключить Джозефа Чарльза Бонанно из членов Комиссии?
Руки подняли все, кроме Лански, который решил воздержаться. Впрочем, это никакой роли уже не играло. Бонанно, до которого дошло, что он оказался изгоем среди недавних друзей и партнёров, выглядел не краше покойника. Ослабив узел галстука, Джозеф поднялся на нетвёрдых ногах, обвёл пристывающих невидящим взглядом и медленно направился к выходу. Всё это проходило в гробовом молчании. На пороге он оглянулся, словно пытаясь запомнить лица собравшихся, хотел что-то сказать, но лишь шумно выдохнул и двинулся прочь. Дождавшись, когда за ним закроется массивная дверь, Костелло подошёл к Анастазия.