Вызов
Шрифт:
Меня не мучили кошмары почти мун — с той самой знаменательной встречи с Хардом, когда мы бросили друг другу вызов.
Сон, что мне приснился, был настолько реальным и жутким, что мне казалось, я проживаю в нём настоящую жизнь. Я слышала крики солдат, которых расшвыривала по сторонам моя сила; чувствовала нажим чужих пальцев на своих запястьях и предплечьях; боль от засевшей в плече пули и отчаянную безысходность — такую же, как у затравленного зверя.
И я хорошо помню, кaк звала того единственного, в чью защиту непоколебимо верила. Того,
Я звала Харда.
Срывая голос, кричала, повторяя его имя. Снова и снова. И даже когда, судорожно глотая ртом воздух, открыла глаза, кажется, ещё испуганно шептала: «Грэй», не понимая, что в кромешной темноте меня сжимают сильные руки мужа и его тихий голос греет мне висок, ласково нашёптывая:
— Всё хорошо, я здесь…
— Дышать, — прохрипела я, — Мне нечем дышать!
Приступ паники накатил тошнотворной волной. Выскользнув из объятий тиррианца, я рванула к закрытым окнам, на ощупь пытаясь отыскать отпирающий их механизм.
— Т-ш-ш, успокойся. Я открою, — прозвучало совсем рядом.
Экран, подчиняясь Харду, мгновенно поднялся вверх, и яркий свет ночных светил ударил по глазам. Страх выпустил из своих цепких пальцев моё горло, и я, смежив веки, глубоко вздохнула.
— Плохой сон? — с сожалением прошептал Грэй.
Я кивнула, расслабляясь. Тепло стоящего за спиной мужчины умиротворяло. Хотелось чуть податься назад, откинуться на его грудь и стоять так, слушая ночные шорохи и его дыхание.
Ладони Харда вдруг легко и невесомо погладили мою шею, мягко скользнули на плечи, согревая их своим теплом, а потом моего затылка коснулись губы мужа. Нежно. Чуть шевеля дыханием волосы, пуская сотни щекотных мурашек по коже.
Сквозь мой позвоночник словно пропустили разряд тока, который, ударив куда-то в район копчика, простo превратил ноги в кусок мяса без костей. Сладкий пульсирующий спазм прострелил грудь, и дыхание непроизвольно вырвалось из горла с тихим свистящим звуком:
— Что ты делаешь?
— А на что это похоже? — прижимаясь губами к моей макушке, прошептал в неё он.
Я промолчала, потому что говорить стало совершенно невозможно из-за взбесившегося сердца, что колотилось с сумасшедшей частотой и пыталось выпрыгнуть через горло.
— Чем еще муж и жена могут заниматься в темноте?
Я не видела, но чувствовала как прикосновение тронувшую губы Харда улыбку. Она слышалась в его голосе. Разливалась в воздухе дурманом. Туманила рассудок и заставляла думать о чём-то совершенно неприличном. О том, как невыносимо приятно было бы почувствовать её на своём лице вместе с жарким шёпотом, ласкающим мои веки, лоб и щёки.
Я замерла и почти не дышала, едва тепло его дыхания согрело волнующей лаской изгиб моего плеча. И когда сильные руки резко развернули меня, удерживая так, что сразу становилось понятно — уже не отпустят, я медленно подняла голову, всматриваясь в oсвещённое серебристым светом лицо мужчины.
Сквoзь тёмные омуты глаз на меня
Жаркие ладони осторожно спустили с меня сорочку, и вместе с одеждой к ногам Грэя упала моя душа — обнажённая и беззащитная. Теперь в его власти было бережно поднять её или растоптать.
расплавленная темнота горячила кожу, и на какой-то миг я почувствовала себя её частью — безликой, возбуждённой и пульсирующей.
Вдох… Выдох… Мой. Грэя. И снова мой.
Он нежно погладил мне запястье, поднял мою руку и опустил на свою грудь.
… Тум-м… — тяжело ударилось в мою дрожащую ладонь его сердце, и моё собственное захлебнулось в трепещущей агонии, разгоняя по венам пылающую огнём кровь и превращая меня во что-то мягкое, инертное, не способное ни на сопротивление, ни на резкие движения. Как в замедленной съёмке лицо мужчины наклонилось к моему. Его шёлковые губы чуть задели мою скулу, огладили висок и зашептали на ухо сипло и до поджимающихся на ногах пальцев порочно:
— Эта ночь будет долгой, Бэлль, как я и обещал…
н улыбнулся, помедлив лишь секунду, и… поцеловал. Так, будто наконец добрался до живительного источника и теперь утолял жажду. То медленно, смакуя каждый вздох, то жадно, торопливо глотал мои беспомощные всхлипы, как скряга, не желающий делиться удовольствием даже со мнoй.
И эти бешеные качели — от мучительной неторопливой ласки до ошеломляющего голодного нахрапа — окончательно и бесповоротно сломали во мне всякое желание противиться неизбежному.
рэй поднял меня на руки. Стремительно. Вжимая в своё горячее тело, заставляя дрожать. Нет, не от страха. От самой мысли, что сейчас он опустит меня на постель и между нами не останется ни преграды одежд, ни пропасти в традициях и воспитании. Ничего. Никаких границ. Только он и я — сердце к сердцу, кожа к коже.
Я и представить себе не могла, что так бывает. Что в чужих поцелуях можно забыться и раствориться. Полностью. Без осадка.
Минимум меня. Максимум мужской энергетики — мощной, безудержной. Я потерялась в ней безвозвратно еще в самом начале нашего пути к удовольствию. Потому что ард — как цунами. Стихия, которой невозможно сопротивляться, только подчиниться, ожидая, что она пощадит тебя и оставит в живых.
Я цеплялась пальцами за смятые простыни, и мои стоны давно превратились в жалобное хриплое сипение. Просто больше не было сил. А его губы безжалостно-нежно терзали мою грудь, осыпая поцелуями каждый дюйм пылающей от их касания кожи. Руки мужчины виртуозно находили самые чувствительные точки, и каждая их смелая ласка бичевала моё тело и сознание, как удары током.
Сладкая томящая нега, доводящая меня до безумия.
Желание чего-то большего.
Концентрированное помешательство, умноженное на острую, нестерпимую жажду.