«ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ
Шрифт:
– Владимир Познер, когда на него обрушились возмущённые газетчики, отмазывался: мол Саша Любимов составлял список…
– Он прекрасно знал, кто что делал, и пускай это останется на его совести. Самое интересное, кому он это заявление адресовал? Пусть они друг друга удовлетворяют, друг друга награждают.
– Ну, вообще говоря, я могу понять, почему не позвали Владимира Мукусева. В своей книге он обвинил бывших коллег в убийстве Листьева. Ты был партнёром и другом Володи и, как понимаю, единственный из экс-коллег поддерживаешь с ним отношения?
– Я ценю талант Мукуся. Только Володе мог мальчик спеть про «Прекрасное далёко». Предполагаю, что независимо от всех конфликтов, которые существуют, Саше Политковскому или Владу Листьеву тот мальчик не спел бы. Да, в телевизионном ремесле очень важно быть человеком, которому доверяют.
– Твоё интервью омской газете через неделю после убийства Анны (Анны Политковской. –Е. Д. ): «Меня после смерти Влада Листьева стали постепенно выживать. Я не мог идти на компромиссы. Если я делал что-то безобидное, о кинопутешествиях – всё было нормально. А если что-то серьёзное – появлялись сложности. Я стал замыкаться в себе. Потом понял: чтобы хорошо заснуть, нужно употребить пиво. Ну, стал иногда выпивать. Естественно, Анна высказывала мне претензии. В новое коммерческое телевидение я уже не вписывался, это усугубляло моё эмоциональное состояние. Когда делать нечего, возникают сомнительные друзья по пивбару». Меня не было в стране во время октябрьских событий 1993 года, и поэтому я не видел ваше с Любимовым знаменитое выступление в ночь с 3 на 4 октября, когда вы призывали зрителей сидеть по домам. Говорят, оба были сильно во хмелю.
– Нет, не оба. Я просто был простужен. Знаю, что про меня распускают разные слухи. На самом деле во времена «Взгляда» мы все выпивали. Я и сейчас легко и без последствий могу себе позволить, но могу и обходиться без алкоголя в течение нескольких месяцев. Во время разъездов по стране попадаю в разные ситуации. Когда на Сахалине полмесяца ждал самолёта на Курилы, ежедневно разогревался в баньке, но так ведь там сам Бог велел. Но вот, например, на съёмках фильма «Корабль ещё плыл» бросил курить, после того как мы застряли во льдах и табак закончился.
А что касается скандала 1993 года, мы с Любимовым просто пытались сделать всё возможное, чтобы предотвратить стрельбу, я приезжал в Белый дом и уговаривал засевших там вступить в переговоры. И post factum, когда оппозиция уже была в Лефортове, в эфире Первого канала прошло интервью опального вице-президента Александра Руцкого, в котором он назвал моё «Политбюро» единственной честной программой. И Горбачёв, который был у меня в студии, отвёл меня в сторонку и тихо так сказал: «Саша, это приговор. Ельцин этого не простит. Поверьте, больше в прямом эфире вы никогда работать не будете, и передаче вашей пришёл конец». И он оказался прав.
Аритмия гласности
На рубеже 80 – 90-х престиж журналистского ремесла был «залитован» становлением репортёрского парламентаризма: весной 1990 года пятеро газетчиков и трое знаменитых ведущих программы «Взгляд» (Любимов, Мукусев, Политковский) стали депутатами Верховного Совета РСФСР. Влад Листьев напился и попросту не явился на ключевое собрание, только поэтому и не стал депутатом. Сергей Ломакин, формальный руководитель этой культовой программы, тоже был одним из ведущих передачи, но в депутаты не пошёл.
– Сергей, а тебе тогда, в 1990-м, в голову не приходило податься во власть?
– Мне предлагали, естественно. Как и нам всем. Но я отказался. К сожалению. Мне казалось, что эфирная работа полезнее. Я недооценил депутатский потенциал – наивный был. Позднее Егор предлагал, через «Демвыбор». Но я уже сломлен был отношением власти ко мне в начале 90-х.
– Вы с Гайдаром познакомились в эпоху «Взгляда»?
– Мы с Егором вместе учились. На одном факультете (экономический МГУ. – Е. Д.). Знали друг друга, но контакт начал складываться после 1993 года. Он ведь тоже был одинок. Как и все в команде Ельцина – союз настороженных одиночек… Тогда Алексей Головков с помощью Бурбулиса сумел убедить Ельцина привлечь «младореформаторов». И расклад был такой: «Пустим их, пусть они обосрутся». Ельцину нужен был быстрый результат: перевернуть страну, сломать «совок» любой ценой. Но разве можно за год-два изменить менталитет народа? Свердловская команда Ельцина – люди с определёнными, так скажем, взглядами, а младореформаторы были революционерами, но никогда – ни-ког-да – не были демократами. Так что не очень я во всю эту историю верил, а потому и желания участвовать в выборах не испытывал никогда.
– Но выборы ведь были «взглядовской» темой…
– Естественно. Помню, в 1989 году готовились выборы в народные депутаты СССР, и по московскому избирательному округу был выдвинут
Программа, как помнишь, делалась в двух вариантах. Сперва днём в пятницу шёл прямой эфир на Дальний Восток (в Москве это было обеденное время, а там – полночь). Потом чукотский вариант эфирили в других часовых поясах (на Сибирь и Урал). А вечером все снова собирались в студии и делали московский выпуск, как правило ударный. Так вот, на «Орбиту» мы мирно поговорили с Полтораниным про демократию, бла-бла-бла, а вот на Москву отыграли всю историю с подставными звонками в полный рост. В субботу утром на парковке «Останкино» было зарегистрировано рекордное число «членовозов», чёрных бронированных лимузинов, возивших членов ЦК КПСС. Члены Политбюро слетелись на спецпросмотр нашего выпуска в кабинете ТВ-руководства, а возглавляли тогда «Останкино» Председатель Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию Александр Аксёнов (сменивший Тихона Киселёва) и его первый зам Владимир Попов. Приехали в тот день Лев Зайков, Николай Слюньков и Вадим Медведев (как секретарь по идеологии).
И программа, которую мы вели тогда с Артёмом Боровиком, была названа антисоветской: «Ярко выраженная антисоветская программа, сделанная в провокационном стиле». Тогда казалось, что это финал карьеры. По итогам разборок созвали останкинское партбюро. Со свойственной ему самоиронией наш шеф Анатолий Григорьвич Лысенко, отправляясь туда, сказал: «Ну что ж, пи…ц жидёнку… меня, наверное, выгонят…»
Но как-то обошлось. Хотя свой первый инсульт он тогда и заработал. А в воскресенье по всей стране прошли манифестации в поддержку Ельцина. И в понедельник мне было сказано, что я отстраняюсь на три месяца от эфира и дело моё выносится на объединённое заседание коллегии парткома. В эфире я появился лишь через четыре месяца: французская телекомпания «АТ-2» обратилась с предложением записать в студии «Взгляд» программу из Москвы в прямом эфире. Синдром абсолютного наива.
– Насколько помню, ты дважды брал интервью у Ельцина.
– Один раз – ещё когда работал во «Взгляде», и это интервью запретили, оно не пошло в эфир.
– Приведу цитату: «Телевизионный цензор, впрочем, был не только внутренним – даже уже в более свободные годы расцвета перестройки. В 1988 году журнал «Огонёк» опубликовал статью кинорежиссёра Эльдара Рязанова «Почему в годы гласности я ушёл с телевидения». Рязанов жаловался на то, что из его документального фильма о Владимире Высоцком без объяснения причин вырезали стихотворение «Мой чёрный человек в костюме сером». О цензуре вспоминает и Лысенко: «Когда начальство вмешивалось и просило снять какой-нибудь сюжет, который уже вышел на «Орбиту», мы иногда соглашались, а сами в выпуске для европейской части страны ставили новый сюжет, ещё более скандальный с точки зрения начальства. Это была очень хитрая борьба, со своей специфической стратегией и тактикой». Одной из жертв этой борьбы весной 1988 года стал и Александр Любимов – после публикации статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» в Политбюро обострилась борьба между секретарями ЦК КПСС Александром Яковлевым и Егором Лигачёвым, и во «Взгляде» поменяли ведущих: вместо Любимова – Листьева - Захарова программу стали вести Мукусев и Ломакин, выглядевшие более умеренными». Это, к слову, о цензуре и трактовке. Ну а второе интервью с Ельциным?