Взгляд с обочины 2. Хисиломэ
Шрифт:
– Ну я же работаю! – снова обиделся Тинтаэле.
– Я там оставил расчёты, ты же видел? А сейчас обед вообще, и не держать же её всё время в комнате.
– Зачем держать? Бери с собой просто, - предложил Оролиндо, прилаживая крышку обратно, стараясь не прищемить никого из упорных, но недостаточно быстрых беглецов.
– Приучи сидеть на плече.
Тьелпэ посмотрел на него выразительно.
– Мы не будем строить крепость по чертежам, отредактированным птицей.
– Я их прячу! – обиделся Тинтаэле. – И не будет же она сидеть на плече целый день. Да и я замучаюсь одежду стирать.
– Ну, пока она не научится летать, - не смутился Оролиндо.
– А потом можно будет её на улице оставлять.
– Перед этим не мешало бы научить её охотиться, - сказала Калайнис, отобрав у него коробку
– А нельзя ей объяснить, какие вещи нельзя трогать? – спросил Оролиндо.
– А какие ей можно трогать? – Тинтаэле обернулся к нему.
– Ну вот на улице можно, а в доме нельзя.
Развить ни ту, ни другую идею они не успели, отвлёкшись на Ондо и Арессэ, подошедших к остальным, загадочно ухмыляясь. Ондо шёл первым, держа что-то в ладонях.
– А что это вы все тут стоите? – спросил Арессэ.
– Ничего, тем лучше! – объявил Ондо. Покопошился и предъявил публике ужика, держа его за бока двумя пальцами. Ужик был небольшой, ладони в две, и сразу свернулся в клубок, обвив не только держащие его пальцы, но и все соседние. Ондо дёрнулся с обалделым видом, встряхнув рукой, а Мириэт оглушительно завизжала, к полному восторгу ужедобытчиков.
– Он в неё не влезет, - укоризненно сказал Тинтаэле.
– Вот и проверим, кто кого съест! – обнадёжил его Арессэ, а Ондо тем временем присел и стал нападать ужом на сойку - сойка вела себя в точности, как Мириэт, только что не визжала, перепархивая подальше от страшного монстра, которым Ондо радостно наскакивал на неё снова. Покрутил вокруг, легонько протаранил крыло, покрутил ещё и поставил прямо перед левым глазом, от чего сойка отчаянно пискнула и кинулась куда-то, не разбирая дороги, то и дело подскакивая, чтобы пролететь несколько шагов на ненадёжных пока крыльях.
Довольный Ондо поднял голову:
– Тинтаэле, ты уверен, что она хищник?
– Перестаньте, - недовольно нахмурился Тинтаэле, подбирая птенца и накрывая второй ладонью.
– Таких даже взрослые не едят.
– Почему? – Ондо встал, предлагая остальным полюбоваться: - Смотрите, какой красавец!
– Вкусный? – скептически поинтересовался Тинтаэле.
– Я такое тоже не ем, - отмахнулась Калайнис, когда Ондо полез тыкать ужом теперь в неё.
– Сам поймал - сам и жуй.
Разочарованный Ондо отстал и пошёл приставать к мелкой, которая как раз перестала было визжать и прятаться за сестрой, но теперь опять начала, к огромному его удовольствию - пока не вмешалась Калайнис. Судя по мимике, обещая накормить Ондо ужом прямо сейчас.
***
У костра снова пели. На этот раз основную линию вёл Луиннаро, а Макалаурэ вступал только вместе со всеми, почти не повышая голоса, так что его было едва слышно. Но Куруфинвэ знал, что это ненадолго. Брат слишком любит петь и слишком давно у него не было повода об этом вспомнить. К тому же все собравшиеся на поляне нолдор тоже этого ждут. Будет неправильно лишать их праздника.
Снова полились звуки арфы. Куруфинвэ с лёгким интересом посмотрел на музыкантов: и откуда только вдруг взялось столько инструментов? Привезли с собой или успели сделать новые уже здесь? Конечно, успели, - поправил сам себя мастер. В конце концов, они тут уже больше половины аманского года. Крепость достраивают. Чего уж про арфы говорить?
Песня тоже была новой. По крайней мере, в Амане он таких не слышал. Там всё больше пели о звёздах и о валар, сейчас же певец рассказывал о красоте утра над озером и туманах, из которых сплетаются таинственные манящие за собой фигуры. Куруфинвэ, правда, никогда никаких фигур в тумане не замечал. Может, это просто слишком богатая фантазия у кого-то? Но образ и правда красивый.
Пока Куруфинвэ думал о туманах и о лежавшем на полке в мастерской кусочке агата с как раз похожим рисунком, у костра появилось свободное пространство, и несколько фигур уже закружились в танце. Остальные потихоньку расступались, освобождая место танцующим, и Куруфинвэ тоже огляделся, прикидывая, не отойти ли подальше. Но вроде бы тут, у самой опушки, куда едва достигал свет костра, он никому не мешал. И, что тоже хорошо, никто не мешал ему.
Вообще-то на праздник его притащил Турко, но почти сразу умчался к кострам, и теперь его светлая шевелюра мелькала среди танцующих.
Заметив Турко, Куруфинвэ вспомнил и про остальных братьев и потянулся осанвэ к младшим. Те не ответили, всё ещё обиженные за то, что праздник вынуждены справлять в дозоре на Эред-Ветрин. Но с ними всё было в порядке, и это уже неплохо.
Опустив аванирэ, Куруфинвэ поискал глазами сына. Тот маячил такой же неподвижной фигурой чуть в стороне и ближе к костру. Правда, не один: кроме Тинтаэле, мастер заметил рядом с ним ещё нескольких молодых эльдар. Кажется, друзья Тинтаэле. По крайней мере, попадаются на глаза обычно вместе с ним. Странно, Куруфинвэ ожидал, что они присоединятся к танцующим, но молодежь топталась на месте, тихо переговариваясь и поглядывая в его сторону. Мастер тоже невольно оглянулся и зацепился взглядом за фигуру Вельвелоссэ. Тот шёл через поляну в его сторону, и Куруфинвэ уже начал было вспоминать, что такого важного и срочного они не успели обговорить днём, раз Вельвелоссэ решил продолжить во время праздника. Правда, додумать не успел: Вельвелоссэ остановился возле украшенной лентами и светильниками рябины, с поклоном протянул руку одной из стоявших там девушек и повёл за собой в круг танцующих. Куруфинвэ пригляделся внимательнее и усмехнулся. Надо же, Линталле. Интересно, они на карьере познакомились или знали друг друга и раньше?
Музыка доиграла и стихла, танцующие пары распались, и всё вокруг как будто замерло. Обернувшись к костру, Куруфинвэ увидел, как Макалаурэ устраивает арфу на коленях. На мгновение повисла тишина, а потом над поляной пронёсся ветерок, потрогал листву, припугнул пламя в костре и зацепился за струны. По крайней мере, показалось, что звук родился сам собой, а пальцы Макалаурэ оказались рядом со струнами совсем случайно. Куруфинвэ прикрыл глаза, слушая, как музыка продолжает играть с ветром, то догоняет его и бежит рядом, то отступает, почти смолкая, и тогда шелест листьев сам становится музыкой. Его всегда удивляло, как Макалаурэ удаётся превращать в часть песни всё вокруг: стук капель дождя, треск крыльев летучей мыши, крик ночной птицы. В Амане многие музыканты, пытаясь перещеголять друг друга, придумывали какие-то усовершенствования для своих инструментов: второй ряд струн на арфе, клапаны на флейте… Но Макалаурэ никогда не использовал все эти хитрости. Ему это было не нужно. Вместе с ним пела вся Арда. Поэтому Макалаурэ никогда не повторял уже однажды сыгранное. И поэтому же он никогда не ошибался с выбором нужного настроения для своей музыки. Куруфинвэ закрыл глаза, вспоминая, как в Тирионе - на последнем празднике в Тирионе, на котором они были, - под одну из таких песен плакала Лериэль. Она так и не объяснила, что ей привиделось, а Куруфинвэ особенно не расспрашивал, просто обняв жену и нашёптывая ей на ухо какие-то глупости. Тогда он решил, что это просто от избытка чувств. Макалаурэ был невероятно хорош в тот вечер, а беременность всегда делала женщин особенно чувствительными к музыке Арды. Может быть, стоило тогда настоять, заставить её рассказать? Вдруг это было предвидение? Вдруг она уже тогда знала?..
Сейчас мысль о жене почему-то не вызывала привычного уже чувства горечи, и Куруфинвэ чуть улыбался всплывающим в памяти слишком хорошо знакомым деталям. Тонкая рука с гладким кольцом на пальце тонет в его ладони, ноздри щекочет запах ландышей из маленького фиала на шее, тёмные кудри рассыпались по его груди, и сквозь них звёздами мерцают хрустальные лепестки цветов на заколках. Он сам сделал их для неё - в новой кузнице, рядом с их маленьким домом в Тирионе.
В какой-то момент видение стало до того реальным, что Куруфинвэ почти почувствовал биение сердца прижавшейся к его груди женщины, показалось, что ещё чуть-чуть, и она поднимает голову, увидит его, откликнется…
– Ой!
Куруфинвэ вздрогнул и протянул руку - как раз вовремя, чтобы поймать споткнувшуюся о корень девушку. Что б этому Кано, умеет же! Куруфинвэ тряхнул головой, разгоняя остатки тумана в мыслях. Наваждение прошло, он снова был в Эндорэ, снова вспомнил всё, что успело случиться. Только где-то на краю сознания осталось тепло той ночи в Тирионе и музыка… Впрочем, музыка звучала и здесь.
Девушка улыбнулась открыто и радостно.
– Спасибо! Прощу прощения, лорд. Заслушалась.