Взгляд с обочины 3. Аглон
Шрифт:
– Ешь, - подсказал тот.
На мгновение ему показалось, что Тинто откажется, но затем он отмер, поставил протянутую чашку на колено и принялся безучастно жевать, даже вспоминая время от времени запить водой. Похоже, спорить ему сейчас хотелось ничуть не больше, чем решать что-то со сбором лагеря. И когда полотенце опустело, Тьелпэ снова не стал спрашивать.
– Пойдём.
Тинто помедлил и просто кивнул, вставая следом и даже не спросив, куда его зовут.
Пока они шли через лагерь, пару раз к ним обращались со срочными вопросами, Тьелпэ всем отвечал односложно и обещал подойти разобраться позже. Тинто молчал. Ходить следом ему было не трудно, но с разговорами
Выведя понурого Тинто к окраине лагеря, на незанятое щитовиками поле, Тьелпэ остановился. В нескольких шагах от них две группы собрались вокруг расстеленных в траве покрывал с трупами. Эдайн, все надевшие или хотя бы повязавшие что-то красное, были многочисленней и громче. В головах у мёртвых горел небольшой костёр, испуская сладковатый приторный дым, кто-то из женщин то ли рыдал, то ли пел странным надрывным голосом. Нолдор поглядывали на них, но держались в стороне. Полчаса назад Тьелпэ именно отсюда и начал поиски, но нашёл только приятелей Ингасиндо, да ещё Айраутэ.
Тинто, остановившийся рядом, разглядывал оба сборища всё так же молча. Потёр нос рукавом.
Тьелпэ покосился на него, помолчал ещё.
– Я подумал, может, тут лучше, чем одному в шатре. – Тинто не соглашался, но и не спорил – уже неплохо. Сам он не представлял, что делать в таких случаях. Говорить бессмысленные формулы соболезнования? А здесь вон сколько эльдар и эдайн – может, они знают. Он помолчал ещё немного и добавил: - Эдайн своих погибших увезут домой, а Ингасиндо хоронят прямо здесь через несколько часов. Если у тебя нет других предложений… Хисайлин тоже можно.
Предложений у Тинто не было. Как и голоса, похоже. Он вяло шевельнул рукой, не то отмахиваясь от разговора, не то разминая запястье, и пошёл сквозь мокрый от росы бурьян к трупу матери, обходя ближнее покрывало, где смутно знакомая Тьелпэ девушка раскладывала вокруг головы Ингасиндо яркие листья, плети хмеля и поздние цветы. Тьелпэ, помедлив, пошёл следом и бесполезно топтался то с одной стороны, то с другой, рассеянно вспоминая, где уже нюхал этот сладковатый дым, которым тянуло от эдайн, и по-прежнему сомневаясь, не лучше ли было оставить Тинто в шатре. Хотя вернуться он всегда успеет…
Но потом Тинто, вяло отмахивавшийся от сочувственных вздохов и вопросов об украшении могилы, неожиданно возмутился срезанными цветами и слегка ожил, при поддержке Айраутэ объясняя остальным, что цветы нужно сажать, а не резать. Уж Хисайлин это точно понравилось бы больше.
За этим Тьелпэ их и оставил, надеясь разобраться с делами – своими и Тинто – до похорон.
***
Когда он вернулся к трибунам, вдоль всего уже слегка подсохшего поля пестрыми рядами выстроились деревенские отряды. Построение было последним из упражнений, и довольно лёгким, по сравнению с быстрыми разворотами или оборонным порядком, но крестьяне успели порядком устать, так что местами ряды проседали усевшимися на корточки отдохнуть людьми, а по краям и вовсе сильно к центру: так было лучше видно трибуну с лордами. Судя по заваленному призовыми копьями и топорами помосту, победителей ещё не объявляли. А судя по сидящим на трибуне лордам, это вот-вот должно было исправиться.
Тихонько поднявшемуся к своему месту Тьелпэ только близнецы и кивнули: старшие готовились говорить, и Куруфинвэ встал поднял руку, привлекая всеобщее внимание.
Зрители притихли. Тьелкормо продолжал улыбаться. Амбаруссар со скучающим видом развалились в креслах. Питьо поймал взгляд племянника и со значением закатил глаза. Речи и торжества они и в самом деле не любили примерно одинаково, хотя рыжий страдал громче.
– Прежде чем
Отец продолжал говорить что-то о важности воинского искусства и о том, почему с врагом бессмысленно договариваться, но Тьелпэ слушал вполуха. Он никогда не видел смысла в эпитетах и никогда в глубине души не верил, что кто-то может принять их всерьёз – даже когда видел, что принимают. Как сейчас вот.
Из людей уже никто не сидел, дальние колыхались и просили передних передавать сказанное – не Макалаурэ выступает, не по всей Ард-Гален слышно. Многие оживлённо шумели в положенных местах, жадно поглядывая на помост с оружием, рядом с которым красовались верные Тьелкормо во главе с Малторнэ и Тарьендилом, готовые вручать подарки. Через поле от них, над рядами воодушевлённых эдайн ветер теребил гроздья сухих серёжек на ясенях. Тьелпэ смотрел, как их голые ветки царапают пасмурное небо, и недоумевал, зачем отец вообще взял его сюда. Сидел бы сейчас в городе спокойно. И Тинто тоже. Может, Хисайлин и в самом деле осталась бы жива, если бы не кинулась предупреждать эдайн. И может, в его отсутствие отец оставил бы в лагере кого-то из стражей, кто сумел бы приехать вовремя…
Под рёбрами снова зашевелилась тоскливая тяжесть. Он обещал после закрытия турнира вернуться на похороны, но по-прежнему не понимал, что там говорить и делать. Рассказывать, как погибшие возродятся в Амане? Но живым-то что с этого, если вернуться туда нельзя? Погибшие тоже – если и возродятся, то неизвестно ещё, через сколько веков. Тьелпэ нахмурился, поднимая голову и сел ровней, вспоминая прощальное напутствие Намо. Воплощённая справедливость, как же, один приговор на всех – от Феанаро до таких вот, как Хисайлин. Или Тинто.
Додумать ему помешали Амбаруссар, оживившись и заёрзав впереди. Тьелпэ качнул головой, отгоняя мысли и вслушался. Отец и в самом деле заканчивал говорить.
– …и каждый раз, когда видите людей с таким оружием в руках, знайте: это благодаря им вы, ваши жёны и дети можете жить на этой земле!
Победителей объявлял Тьелкормо как старший, и хотя он тоже не обошёлся без речей, через полчаса оружие было роздано, другие подарки тоже, и заждавшиеся эдайн ушли пировать, а Тьелпэ – снова бессмысленно топтаться рядом с Тинто, теперь над могилой.
========== 3.3 АГЛОН (19) Непрошеные подарки, уличные инсталляции и нобелевская премия ==========
***
Осень ещё держалась за стены и крыши города, но снежные шапки на вершинах Дортониона уже поползли вниз, разрастаясь. На излюбленной стражами полянке между учебным полем и конюшнями сидела на солнышке небольшая компания, ловя последнее неуверенное тепло. Северо-западный ветер сочился сквозь одежду почти зимним холодом, и Хейлан раз за разом подсчитывал в уме свои сбережения, как будто надеялся, что от пересчёта итог подрастёт и не придётся выбирать между отсылкой денег домой и покупкой новой куртки. Пока выходило, что придётся отложить до следующей луны либо то, либо другое, и каждое новое промозглое утро всё настойчивей подталкивало к правильному решению.