Взлет черного лебедя
Шрифт:
— Да, конечно. Но я… пришла повидаться с вами. У меня есть к вам кое-какие вопросы о маме и о ее исследованиях.
— Если так, то тебе повезло. Заметка посвящена одной из ее излюбленных тем — сторожевая башня в средневековом изобразительном искусстве.
Пока мы с доктором Толбертом добирались до вестибюля, я сообщила ему, что хотела бы увидеть материалы, которыми моя мать пользовалась для своей диссертации. Главное, чтобы там упоминались сторожевые башни.
— Да, — кивнул он, — у меня есть одна книга.
Он помахал рукой дежурному охраннику, провожающему последних посетителей: музей закрывался на ночь. Но, похоже, сотрудники привыкли к тому, что библиотекарь задерживается в здании
— Побудь здесь, а я разыщу статью, — сказал доктор Толберт. — Полагаю, она в «Comitatus»… или в «Medieval Studies»… [34] Возможно, я оставил журнал у себя в кабинете…
Его голос утих вдали. Он вышел из библиотеки и скрылся в коридоре. Я прислонилась к краю стола и включила лампу с зеленым абажуром. Стулья в библиотеке остались такими, какими я их помнила — широкие, деревянные. Сиденья в форме буквы U были обтянуты выцветшим зеленым бархатом, прибитым декоративными медными гвоздиками. Я моментально вспомнила стул, на котором декламировал свой печальный монолог Лоуренс Оливье, игравший Гамлета. Если он был таким же неудобным, как библиотечные, понятно, почему принц постоянно вскакивал и принимался бродить по замку Эльсинор.
34
«Comitatus» (в пер. с лат. — «Провожатые»), «Medieval Studies» (в пер. с англ. — «Исследования Средневековья») — специализированные научные журналы по искусству.
Доктор Толберт вернулся с журналом и объемным фолиантом в матерчатом переплете.
— Вот книга, которую часто брала твоя мама. Ее нельзя брать с собой, но ты можешь полистать ее в зале.
— Я вас не задержу, — произнесла я, взвесив на ладони тяжелый том.
— О, не беспокойся. Я хотел немного побыть в клостере Кукса и поработать.
— В самом клостере?
— Да. Там очень спокойно. Охранники к моим причудам относятся терпимо. Когда закончишь, просто оставь материалы в библиотеке. Ты найдешь меня внизу. Если хочешь, мы зайдем куда-нибудь выпить. В Инвуде открылось замечательное кафе.
— Я бы с удовольствием. Наверняка за час я управлюсь.
— Не спеши, — пропел доктор Толберт и направился к выходу.
Вскоре его шаги утихли. Я раскрыла журнал. Нужная мне статья оказалась посвящена роли сторожевой башни в поэзии Прованса. В ней приводилась цитата из альбы двенадцатого века — так называлась традиционная форма стихотворений трубадуров. В произведении выражалась тоска автора в связи с приходом рассвета.
Пока в ночи благоуханной Выводит трели соловей, Я рядом с ней, моей желанной — Вовек бы не расстался с ней. Но, чу, — кричит дозорный с башни: «Влюбленные, пора расстаться! Забылись вы, уж ночи нет! И меж ветвей Не соловей Ночь воспевает трелью тонкой, А жаворонок песней звонкой Встречает розовый рассвет!»Стихотворение было снабжено иллюстрацией — гравюрой на дереве с изображением башни, у подножия которой обнималась влюбленная пара. Дозорный, высунувшись из окна, что-то им кричал. Статья была занятной. Мне стало ясно, почему она напомнила доктору Толберту о маме, часто гостившей летом в деревушке на юге Франции. Однако я ровным счетом ничего не узнала о наследственных орденах хранителей.
Я отложила журнал в сторону, открыла книгу… и похолодела, прочитав название: «Джон Ди и четыре Сторожевые Башни». «Ничего особенного, — успокоила я себя, — разумеется, алхимик елизаветинских времен связан с этим символом».
Но, прежде чем открыть страницу, которую доктор Толберт заложил специально для меня, я пробежала глазами первые две главы. Сведения из «Википедии» не дали мне многого. А теперь мне стало известно, что официальный астроном Елизаветы I собрал крупнейшую библиотеку в Европе, преподавал алгебру в университете Парижа и стал автором термина «Британская Империя». Позже он обратился к оккультизму и пытался общаться с ангелами при посредстве медиума Эдварда Келли. Позднее Ди впал в немилость при короле Иакове I и, по слухам, умер в нищете в своем доме в Мортлейке. Правда, записи о его кончине найдено не было и на кладбище в Мортлейке нет надгробья с его именем.
На развороте с закладкой я нашла изображение четырех сторожевых башен. Они являлись основой «учения ангелов» Джона Ди. Каждое из строений соответствовало одной из стихий — земле, воде, воздуху и огню. Я прочитала всю главу целиком, хотя меня нервировал цветистый язык и витиеватые обороты речи Эдварда Келли. Увы, никаких данных о родовой линии женщин-хранительниц! Я почти отчаялась, но тут из книги выпала пожелтевшая каталожная карточка и упала на пол. Я наклонилась, чтобы подобрать ее, и вздрогнула — снизу раздался негромкий звук. Я замерла — может, меня зовет доктор Толберт? Но спустя пару мгновений догадалась, что слышу музыку. Флейта играла завораживающую мелодию. Наверное, вечером здесь состоится концерт.
Я подобрала с пола карточку. Конечно же, опять изображение башни с глазом на вершине и фразой «Quis custodiet ipsos custodes?». Копия печатки на перстне Уилла Хьюза, который, — как он утверждал, — некогда принадлежал моей далекой предшественнице. Но гораздо сильнее меня удивил почерк. Так писала моя мать.
Я перевернула карточку. В правом верхнем углу стояло число 303. Наверное, номер страницы. Я быстро ее нашла и обнаружила там небольшой выцветший прямоугольник. Зная научные привычки мамы, я сообразила, что она положила свою закладку под теми строчками, которые ее заинтересовали, поэтому углубилась в чтение:
«Дозорные следили за людьми с вершин четырех сторожевых башен, расположенных на углах сотворенного мира, но их соблазнила красота земных женщин, и они сходили на землю и совокуплялись со смертными. В благодарность за это дозорные обучили наложниц чарам, заклинаниям и прочим оккультным наукам».
Я вернулась к каталожной карточке. Под цифрой 303 моя мать написала: «Несмотря на ошибочное определение „наложницы“, традиция, связанная со Сторожевой Башней, существует у нашего народа не зря». Меня поразило слово «нашего». Мама знала о некоем магическом обычае! Вдобавок ее искренне возмутил термин «наложница». Очевидно, речь шла о наследии ее родни, но она мне никогда ничего не рассказывала. По вечерам перед сном она читала мне вслух французскую детскую классику вроде «Красавицы и чудовища» и «Золушки». Кроме того, у нее в запасе имелись кельтские легенды о тюленях, превращавшихся в красавиц, и истории о девах, становившихся лебедями. Они обитали в волшебной стране, где всегда царило лето, а ее жители никогда не старели. Почему же она молчала о самом главном? Я не могла избавиться от чувства, что меня предали.