Взлет черного лебедя
Шрифт:
Гнетущее настроение царило и в больнице. Я побежала к открытой кабине лифта, но никто не придержал для меня дверь. Я услышала, как врач орет на медсестру за то, что та принесла ему чужую историю болезни, а какая-то женщина громко ругает своего зареванного малыша и велит ему «перестать ныть». Едва я переступила порог палаты, как сразу же поняла, что мрачная атмосфера, нависшая над городом, пробралась и сюда. Роман будто сморщился и мрачно таращился в потолок. Он не пошевелился, услышав мои шаги. Я назвала его по имени. Отец повернул ко мне голову и вяло улыбнулся.
— Вот
Я чуть не расплакалась — до того отважным он мне показался по сравнению с остальными — и улыбнулась в ответ.
— Папа, а я тебе кое-что принесла!
Я вытащила из папки картину Сан Леона и прислонила ее к спинке стула. Он просиял.
— Надо же! Она — такая же, как и в тот раз, когда я впервые увидел ее. — Отец нахмурился. — Но как Сан мог догадаться?
— Обер… Оби Смит сказал мне, что она приснилась Сан Леону.
Роман рассмеялся и закашлялся. Я налила ему стакан воды из пластикового кувшина, стоявшего на подносе возле койки. Сделав глоток, отец покачал указательным пальцем.
— Сан был большой врунишка. Знаю я, откуда взялась его идея. Есть фотография, на которой твоя мама снята в юности, во Франции. Она находится у меня в комнате, на комоде. Ты ведь помнишь?
— Нет, папа.
Роман решительно отмахнулся.
— Ладно тебе! Сан и твоя мама любили поболтать о Франции. Она всегда ему говорила, что ему надо там побывать… он должен рисовать на юге, где творили Ван Гог и Сезанн. Наверное, она ему показала свою фотографию. Ее детство прошло в маленькой деревушке… — Голос отца стал тише. — Но Сан не добрался до Франции.
— А вы с мамой когда-нибудь туда приезжали? — спросила я, надеясь отвлечь отца от мыслей о Сан Леоне.
— Нет, — он вздохнул. — Мы часто посещали Париж, и я предлагал съездить на юг, но она не смогла простить людей из своей родной деревни.
— Почему?
— Думаю, из-за того, что они не защитили ее мать от немцев. Она не делилась со мной подробностями… В общем, твоя бабушка погибла в конце войны. Марго не хотела к этому возвращаться, а я относился к ее выбору с уважением.
— Я тебя понимаю, — кивнула я и взяла отца за руку.
Он даже о своей семье, потерянной во время Второй мировой, говорить не мог.
— Порой я гадаю, знал ли я ее на самом деле.
— О чем ты?
— В день ее гибели… — хрипло вымолвил он, умолк, облизнул пересохшие губы и знаком попросил меня дать ему попить.
— Не нервничай, папа.
Отец сделал один глоток воды через соломинку. У него запали щеки. За эти дни он похудел и сильно состарился.
— Так вот… она собиралась уйти от меня.
— Что? Мама возила меня в Провиденс, чтобы я познакомилась с род-айлендской школой дизайна. Мы возвращались в Нью-Йорк и попали в аварию.
— До отъезда она призналась мне в своем решении. Она собиралась сообщить тебе все по дороге домой. Но ты так рыдала в больнице, что я не мог понять — сказала она тебе или нет. Я стал ждать… Вдруг ты сама захочешь со мной поговорить? Позже я догадался, что она не успела, но было уже поздно и бессмысленно к этому возвращаться… Ты бы только расстроилась… Но если честно, я струсил. Я боялся, что ты тоже меня бросишь.
— Ох, папа, — я погладила пальцы Романа. — Даже если мама и намеревалась расстаться с тобой, я бы не ушла. Но почему…
Я оборвала себя на полуслове. Ведь за несколько недель до поездки в Провиденс мои родители ссорились из-за денег. Мать сердилась из-за того, что сумму, отложенную для моей учебы в колледже, отец истратил на фальшивого Уорхола. А потом разразился скандал из-за обвинения в страховом подлоге. У мамы, конечно, была тысяча причин злиться на отца, однако мне трудно было представить, что она может его бросить. Хотя, с другой стороны, мне никогда в голову не приходила мысль, что моя мать являлась потомком древнего рода потусторонних хранительниц.
— Наверное, она хотела взять тебя с собой, — подытожил Роман. — И была права. Погляди, в какие неприятности я втянул нас теперь.
— Мы выкарабкаемся. Полиция нашла нить, ведущую к одному человеку, который, вероятно, причастен к ограблению. В его магазине как раз вчера обнаружили обрывок холста Писсарро. Мы обязательно справимся.
Мне хотелось сказать что-нибудь хорошее и о маме. Заверить бы отца в том, что он ее хорошо знал — ведь они состояли в браке сорок лет! Но я поймала себя на том, что не могу выдавить ни слова. Я сама толком не представляла, кто она такая. Поэтому мы молчали и просто смотрели на портрет загадочной женщины, которую любили. А она хранила свои тайны, в которые нас обоих не посвящала.
Я провела в больнице большую часть дня. Посидела с отцом, побеседовала с его лечащим врачом. Доктор Монро уверил меня, что пулевое ранение заживает быстрыми темпами. Другое дело — артериальное давление Романа. Кроме того, врач сказал, что перед выпиской хотел бы показать моего отца психиатру.
— Потому что вы считаете — мой отец стрелял в себя сам.
— Я знаю это, — возразил доктор Монро.
— Он — не самоубийца. Он считал… — Я не договорила начатую фразу до конца. Я только усложню ситуацию своими объяснениями. Роман мог пойти на подобный поступок, поскольку был уверен, что так он помешает злым духам — диббукам. Ведь грабители были одержимыми, а демоны могли вселиться и в него. Тогда у доктора Монро не останется никаких сомнений в безумии Романа. Если я начну доказывать, что папа не ошибался, то консультация психиатра обеспечена не только ему. — Он растерялся, его сознание спуталось, — пробормотала я.
— Нам следует рассмотреть вероятность болезни Альцгеймера. Вы позволите мне провести сканирование головного мозга вашего отца?
Я согласилась в надежде, что обследование не заставит папу сильно волноваться. На мой взгляд, в больнице ему сейчас было лучше, чем дома. Безопаснее.
Я сходила в кафе и принесла горячего супа с лапшой для Романа, вновь пришедшего Зака и себя. Потом вернулась в таунхаус и немного поспала перед встречей с Обероном. Я не привыкла к ночному образу жизни.