Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Шрифт:
Вот и сегодня Лоденок вышел на корт с чувством законной гордости. В нем всегда пробуждалось это чувство при созерцании величественного комбинатовского Дворца спорта с плавательным бассейном и теннисным кортом — его, Юрия Лукича Лоденка, рук дело, он добился утверждения проекта и ассигнований.
Сорок — пятьдесят минут на корте, потом после короткого отдыха две пятидесятиметровки в бассейне, тепловатый душ, уже второй в течение дня, — и как раз время завтракать, а затем браться за работу.
Завтракал
После тенниса и плавания пробуждался аппетит, и Юрий Лукич съел заливную осетрину, бифштекс с картофелем и запил черным кофе. Черный кофе пил и потом, в кабинете, — после бифштекса клонило в сон.
Юрий Лукич гордился своим кабинетом: не в старом стиле — с огромным столом, бронзовыми чернильницами, массивными креслами и шкафами. Такие кабинеты, по его мнению, свидетельствовали о консервативных вкусах руководителя, о его нежелании идти в ногу с современностью и вообще непонимании технического прогресса.
В кабинете Лоденка было много света, натертый до блеска пол отражал легкую современную мебель, на стенах висели эстампы, а подле стола возвышался пульт селекторной связи, с помощью которого директор мог быстро и без секретарши вызвать любой участок производства.
Юрий Лукич был наблюдателен — за несколько секунд, пока шел по приемной, успел определить, кого следует принять раньше, а кто может и подождать. Комбинат сдавал очередной жилой многоквартирный дом, и это предопределяло характер сегодняшнего директорского приема.
Лоденок шел по ковровой дорожке к своим обитым черным дерматином дверям, улыбаясь и любезно здороваясь с присутствующими.
Что производит наилучшее впечатление? Приветливость, умение запомнить рабочего, подойти к нему в цехе, пожать руку, спросить о чем-то — эти детали формируют общественное мнение.
Или остановить на территории комбината какую-то женщину — лучше не очень красивую, — улыбнуться многозначительно и сказать: «Какая вы сегодня привлекательная!»
И все — пошел дальше, забыл…
Для тебя это так, что-то наподобие шутки. А для женщины — счастье и память. Вечером она мужу все уши прожужжит, какой у них славный директор, — ты, мол, ничего не замечаешь и не ценишь, но вот же не перевелись еще настоящие джентльмены…
В кабинете Юрий Лукич придирчиво осмотрел себя в зеркало и остался доволен. Темно-серый, хорошо сшитый костюм, свежая рубашка и чисто выбритые щеки. Что ни говори, уже за сорок, а он хорошо сохранился. Лет тридцать или немного больше еще впереди, боже мой, как мало, и неужели ему придется когда-то умереть?
Несправедливо как-то, и, безусловно, для руководящего состава необходимы исключения.
Недавно Юрий Лукич читал (дай бог память, где же это? Ага, в «Комсомолке»!), что
Дожить бы!
Конечно, сначала не смогут продлить жизнь всем, но Юрий Лукич почему-то не сомневался, что попадет в число избранных.
И все же стало жаль себя, сел за полированный стол, на котором лежали лишь блокнот и японская ручка. Нажал кнопку, приглашая первого посетителя.
Женщину, вошедшую в кабинет, Юрий Лукич знал: да и как не знать, если портрет ее висит на Доске почета напротив управления комбината, выгляни в окно — и увидишь…
— Рад приветствовать вас, Мария Петровна! — Директор обошел стол и помог женщине сесть в кресло. — Давно не виделись, почему-то забываете нас, уважаемая…
Женщина села на краешек кресла, деловитая, неприветливая, даже подчеркнутая вежливость директора не изменила выражения ее лица.
— Я вот о чем… — начала, волнуясь. — Неудобно как- то, не привыкла я просить за себя, но приходится, и вы, Юрий Лукич, уж извините…
— Ну что вы, уважаемая, — улыбнулся Лоденок совсем по-дружески, мы тут для того и сидим, чтобы заботиться о вас!
Женщина облегченно вздохнула.
— Дело у меня не такое уж значительное, вроде бы и беспокоить директора не годится, да начальник квартирного сектора уперся. Тот дом, что готов, девятиэтажный, возле парка, в этом районе города… От него до работы два шага… А живу я далеко. Есть люди из железобетонного, да и те, что на ТЭЦ работают… Им там удобнее… Говорю: обменяй, а он — не имею права. Я, мол, не обменное бюро, а вы, гражданочка, сами варианты ищите.
Юрий Лукич развел руками. Действительно, бюрократ этот Стеренчак, но, пожалуй, вышло к лучшему — он ведь сможет вмешаться и помочь женщине без особых хлопот.
Нажал на кнопку селектора. Такие разговоры любил вести при людях, чтобы посетители воочию убеждались в степени его директорского влияния.
— Леонид Кириллович?
— Слушаю вас, Юрий Лукич… — послышалось в кабинете, словно начальник квартирного сектора сидел в кресле напротив стола: директор преклонялся перед техническим прогрессом и велел поставить несколько динамиков.
— У вас была на приеме Мария Петровна Громова — наша крановщица из сборочного?
— Не помню.
— Я прошу вас выглянуть в окно и посмотреть на второй портрет слева. Стыдно, Леонид Кириллович. Женщина просит обменять квартиру, ей в самом деле так удобнее, а нам сделать это ничего не стоит…
— Извините, я уже вспомнил… — загудело в динамиках. — Но ведь новый дом лучше: отдельные комнаты, лифт, и если каждый захочет…
Юрий Лукич увидел, как передернуло женщину. Предостерегающе поднял руку.