Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник)
Шрифт:
– Нет, ноты мне показывать бессмысленно. Если нетрудно, сыграйте.
– Я сейчас, – Олег быстро вышел.
Через минуту он вернулся с тонкой пачкой нот и инструментом. Спокойно достал из кладовки складной пюпитр, несколькими экономными движениями собрал его, установил посреди кабинета. Порылся в листочках, которые принес с собой, расставил их на пюпитре по какому-то только ему ведомому порядку. Все это молча, деловито, не обращая на меня никакого внимания. Господи, и что такая девушка, как Ольга, могла найти в нем! Верников взял альт, быстро подстроил
– Только здесь не все закончено. Над гармонией поработать надо, кое-где нет связок. Это, собственно, отрывки, я даже не знаю пока, во что они сложатся…
– Мое музыкальное образование ограничивается редкими уроками пения в школе. Меня даже из общего хора выгнали за минусовые способности, так что не волнуйтесь. Несвязанных знаков и неподобранных гармоний я просто не замечу, – нетерпеливо сказала я.
Он неожиданно смущенно улыбнулся и кивнул. Секунду смычок неподвижно парил над струнами, потом Олег заиграл, с извиняющейся улыбкой поднимая на меня глаза каждый раз, когда переходил от одного отрывка к другому. Я слушала завороженно, боясь пошевелиться. Да, я действительно не самый крупный специалист в области музыки. Скажем так, отличить фа-диез от соль-бемоля я бы не смогла даже ради спасения собственной жизни. И пусть то, что играл Олег, было всего лишь набросками… Но при всем при этом я сейчас слышала… У меня просто нет слов, чтобы объяснить, что же именно я слышала. Все-таки точно, есть в этих альтистах что-то дьявольское.
Верников опустил смычок, посмотрел на меня спокойно, без ожидания похвалы, вообще не интересуясь моим мнением. Попросили его сыграть, он сыграл. Еще вопросы будут?
– Олег, – голос мой зазвучал, на удивление, хрипло, пришлось откашляться, – а еще раз можно?
Он не удивился, ничего не спросил, просто снова поднял смычок и заиграл.
Я во второй раз прослушала незаконченную сюиту «Убийство в соседней комнате». Потом попросила Верникова взять ноты и сесть рядом со мной на диван.
– Извините меня, может, я ошибаюсь, – мягко начала я, – но ваша музыка вызвала у меня некие… ассоциации. Где у вас самое начало? Посмотрите это место. Правда, похоже на разговор двух людей? И разговор довольно напряженный.
Олег склонился над нотами, мурлыкая себе под нос и отбивая ритм пальцем. Поморщился, не вставая с дивана, дотянулся до стола, взял карандаш и, подумав несколько секунд, что-то поправил. Снова задумался.
– Олег, – окликнула я его. – Так что вы скажете, я права?
– Да, действительно, тут явный диалог… э-э, Таня, – он явно с трудом вспомнил мое имя, тут же снова уткнулся в ноты и забормотал: – Экспозицию надо немного расширить. Крещендо здесь, пожалуй, не пойдет, это попозже, а вот если что-то вроде эха… Или резко уйти в другую тональность…
Олег снова поднял голову и уставился сквозь меня в пространство, губы его продолжали шевелиться. Это безобразие необходимо было немедленно прекратить. Я резко положила руку ему на плечо и встряхнула.
– Отложите пока работу. Давайте посмотрим, что у вас дальше.
– А
Верников снова вскочил и схватился за альт. Сыграв пару отрывков, подтвердил:
– Ссора, самый разгар! – и с неожиданной симпатией посмотрел на меня. – А вы умеете слышать. Наверняка тоже пишете.
– Только отчеты о проделанной работе для обоснования представляемых счетов, – несколько суше, чем хотела, сказала я и коротко напомнила: – Я частный детектив.
Впрочем, моя холодность ничуть не обескуражила его. Боюсь, он ее даже не заметил. Олег уже азартно схватился за следующий листок, испещренный совершенно загадочными для меня нотными знаками.
– А вот и драка, смотрите! – Звуки закружились по комнате, как двое мужчин, вцепившихся друг в друга. Напряженное пыхтение, высокие, повизгивающие ноты, потом жесткий аккорд удара, альт всхлипнул, и я отчетливо представила себе оседающее на пол тело. Смычок замер, Олег опустил инструмент, и мы молча посмотрели друг на друга.
Он с автоматической аккуратностью положил инструмент в футляр, накрыл какой-то пеленкой. Отвернувшись, прокашлялся. Кажется, до него начало доходить.
– Вы считаете, что в это время как раз убивали Князева, а я… – он судорожно вдохнул воздух, – а я все это записал?
Я молча пожала плечами. Олег сложил ноты, сел рядом, глядя на тонкие листки с суеверным ужасом.
– И что мне теперь с этим делать?
– Не знаю. Вам решать… Или вы по этим наброскам напишете замечательный реквием по Князеву, или больше никогда не возьмете их в руки.
Судя по выражению его лица, Верников склонялся ко второму варианту. У меня же возникла новая бредовая идея.
– Послушайте, Олег, если судить по вашей музыке, то в ссоре один голос был намного ниже другого?
– Это же естественно.
– У Князева какой был голос, высокий или низкий?
– Низкий, почти бас, – неохотно ответил он. – И по тембру он очень похож на то, что там… – Олег с отвращением кивнул на стопочку нотной бумаги.
– А второй голос? Его, наверное, тоже можно узнать? По крайней мере, у меня такое ощущение, что голос явно мужской.
– Пожалуй. Ближе к тенору. Только как его узнаешь? Одно дело – из двух тембров выбрать похожий на князевский, а здесь…
– А у кого из мужчин в оркестре высокие голоса? – Господи, нашла у кого спрашивать, балда! Он в лицо-то никого не знает, а я про голоса…
Естественно, Олег только развел руками. Но желание сотрудничать настолько укрепилось в нем, что по собственной инициативе он предложил:
– Надо у Элен спросить. У нее слух сверхабсолютный. И она всех прекрасно знает, – он слабо улыбнулся. – Вторая после бога в нашем оркестре.
– Вы ей покажете? Я имею в виду, сыграете? На слух это, наверное, легче будет оценить.
– Да, конечно, – он снова покосился на ноты. Отвращения в его взгляде не убавилось, но Олег явно решил быть мужественным и оказать следствию посильную помощь.