Взрывы в Стокгольме
Шрифт:
— Ну?
— Тогда это дело переходит в компетенцию службы безопасности.
— Ты что же, хочешь от него избавиться? Переложить ответственность на них?
— Нет, не совсем так. Правда, не без этого, у меня такая мысль мелькнула. Но это так важно, тем более что замешана сама полиция. Нет, мне нужно поговорить с Гордингом.
— Но, может быть, дело зашло в тупик? Может ведь случиться, что все эти взрывы не имеют ни малейшего отношения к тому, что произошло тридцать лет назад.
— Почему же?
— Потому, что хочется все забыть.
— А тут вдруг прошлое опять подымает
— Ты молод и ни в чем не виноват,— сказал Бенгтссон.— Тогда ты ни в чем не участвовал. Ты имеешь право сидеть себе спокойно и обвинять нас, во всем виноватых. Тебе этого не понять, возможно, ты и сам бы так поступил на нашем месте. Только, мне кажется, не совсем справедливо: тебя тогда не было, а ты нас обвиняешь.
— Но ведь не я поднимаю вновь это дело,— сказал Сюндман.— Не я взрываю динамитные бомбы.
— Я знаю... Просто я в этом отношении очень чувствителен.
— Ну, хватит об этом. Поговорили и довольно,— сказал Сюндман.— Пойдем расскажем Гордингу о том, что выплыло новенького.
— Ничего больше не остается,— ответил Бенгтссон.
13
Теперь полиция могла идти по новому, многообещающему следу. Было решено разыскать всех иностранцев, когда-либо проживавших в пресловутых домах. Надо было обследовать все неонацистские организации. Были составлены списки всех лиц, имевших хоть какое-то отношение ко всем подозрительным домам, далее списки лиц, известных своими нацистскими настроениями или расовыми предрассудками. Проделали большую работу, получили неплохие результаты, но ни один из них пока не вел прямо к взрывальщику. Утром во вторник решено было обсудить дальнейшие действия.
Бенгтссон и Гординг сделали сообщение о результатах розыска.
— Вероятно, нам следует сосредоточить свои силы на каком-то одном варианте,— сказал Сюндман.— Мы можем достичь результатов, только если представим себе образ самого взрывальщика.
— Звучит хорошо,— сказал Гординг.— Интересно только, как мы можем представить себе образ преступника по таким скудным данным?
— Давайте проанализируем, что нам уже известно,— предложил Сюндман.— Нам известно, что взрывальщик как-то связан с этими домами, по всей вероятности, что-то случилось тридцать лет назад. Это, по-моему, наиболее перспективные исходные данные.
— А что делать с неонацистами?
— Это тоже одна из версий. Но их такое множество, всяких шалых неонацистов, что на след напасть очень трудно. Сначала нужно найти исходную точку, если уж идти этим путем. Кроме того, я думаю, что первопричина всех этих взрывов — иная.
— А что же тогда?
— Ведь взрывы так откровенно привязаны к этим именно трем домам... Первопричина, видимо, здесь.
— Взрывальщик, очевидно, действует не согласно каким-то логичным расчетам или схемам... Может быть, ему просто хочется обратить на себя внимание.
— Пожалуй. Мне сдается, это в некотором роде преступление ради развлечения... Вероятно, месть за что-то, что случилось давно, или даже болезненное влечение к силе, могуществу, которые
— Бог весть,— отозвался Гординг.— Только как это все поможет нам отыскать преступника? Давайте посмотрим списки взрывальщиков, о которых известно, что они психически больны. Их очень немного...
— Может, присмотреться поближе к поджигателям? — предложил Сюндман.— Влечение к огню и влечение к динамиту сходны, мне кажется. В обоих случаях это влечение к силе, к насилию.
— Тоже одна из возможностей,— согласился Гординг.
— Я, как и раньше, считаю,— сказал Сюндман,— что надо как следует заняться всеми, кто хоть в какой-то степени имел отношение к нашим трем домам. Давайте составим список.
— Невелика трудность. А что потом? Что делать со списком и с именами?
— Ну-ка, взглянем, какие имеются концы, по которым можно бы выделить из этого списка виновных.
— Не так много,— сказал Гординг.— У нас имеется шведский флаг на одном из динамитных патронов.
— Так. Дальше.
— Дальше у нас есть катышек удобрения с подошвы. Потом — сумка, и тут в особенности важны сырная корка и то, как починена сумка. Что из этого может нас подвести к виновному?
— От шведского флага нам ни холодно, ни жарко,— заявил Сюндман.
— По сумке мы уже делали попытки найти след,— сказал Фаландер.— Но пока безрезультатно.
— В катышек удобрения я тоже не слишком верю,— сказал Сюндман.— Мы не знаем, главное, из чьей он, собственно, подошвы. Может, даже не с ботинка преступника. И не знаем, где, в каком месте этот катышек попал в подошву. Так что он нам пока не шибко помог.
— В таком случае вся надежда на сыр,— заявил Гординг.
— Он у меня.
— Давай выкладывай.
— Мы переодеваемся в торговцев-разносчиков. Потом расходимся по квартирам, ко всем жильцам, стоящим в нашем списке, и спрашиваем, не желают ли они купить у нас исключительно хороший швейцарский сыр из Австрии, который нам, дескать, удалось достать прямо со склада.
— Ну и что дальше? — спросил Гординг.
— Взрывальщик понятия не имеет, что мы нашли кусочек сыра,— продолжал Бенгтссон.— Он этот факт совершенно выпустил из виду и за собой не следит. С теми, кто захочет у нас купить сыр, мы пускаемся в разговоры, интересуемся, не пробовал ли он такой сыр раньше, ну и так далее. С уверенностью скажу, не так уж много найдется людей, у которых дома только что кончился швейцарский сыр из Австрии. И если даже у нас окажется два или три человека, каким-нибудь иным путем можно будет сделать окончательную идентификацию.
— А что ж, можно и так,— сказал Сюндман.— Я лично к таким вещам отношусь немного скептически. Вдруг взрывальщик не захочет покупать никакого сыра, хотя пробовал его раньше.
— А мы станем предлагать его за исключительно низкую цену,— сказал Бенгтссон.— И будем беседовать также и с теми, кто не захочет покупать наш сыр. Спросим, почему же, мол, если пробовали его раньше, ну и всякое такое.
— Это работенка для специалистов своего дела,— сказал Сюндман,— которые могут заставить человека распространяться о куске сыра. А теперь прикинь, что ты будешь делать, если взрывальщика в этот момент нет дома.